Уэсли не нравилось. Ему не нравились ни тонированные стекла, ни нарочито большие колесные колпаки с золотыми эмблемами «кадиллака». Такая машина подошла бы наркоторговцу. Причем страдающему манией убийства.
Но с чего я об этом подумал?
– Просто тяжелый день, вот и все, – успокоил он себя и перешел улицу. Портфель привычно бился о ногу. Уэсли заглянул в салон машины. Там никого не было. Во всяком случае, он так решил. Сквозь тонированные стекла видно было плохо.
Это полиция Парадокса! И они пришли за мной!
Эта мысль должна была показаться в лучшем случае смехотворной, а в худшем – параноидальной, но не казалась. И, учитывая все, что произошло в последнее время, вполне возможно, ничего параноидального в ней не было.
Уэсли протянул руку, коснулся двери автомобиля и тут же отдернул ладонь. На ощупь дверь была металлической, но почему-то теплой. И словно пульсировала. Как если бы автомобиль – металлический или нет – был живым существом.
Бежать!
Он понял, что невольно произнес это вслух – настолько сильным было желание скрыться. Но Уэсли догадывался, что это не выход. Даже если он попытается спрятаться, человек или люди, приехавшие на этой омерзительной машине, все равно его отыщут. Этот факт был настолько очевидным, что не поддавался логике. Он просто обходил ее. Вот почему вместо того, чтобы сбежать, Уэсли открыл ключом внешнюю дверь и поднялся по лестнице. Он двигался очень медленно, его сердце готово было выскочить из груди, а ноги не слушались.
Дверь в его квартиру была открыта, на лестничную площадку падал прямоугольник света.
– А вот и ты! – прозвучал голос, не похожий на человеческий. – Заходи, Уэсли из Кентукки.
Их было двое. Один молодой, другой старый. Старый сидел на диване, на котором Уэсли и Эллен Сильверман однажды соблазнили друг друга к взаимному удовольствию (точнее, экстазу). Молодой устроился в любимом кресле Уэсли – тот всегда в него забирался, когда время было поздним, остатки чизкейка – вкусными, книга – интересной, а свет от торшера – идеальным. На обоих гостях были длинные плащи горчичного цвета, вроде тех, что называют пыльниками, и Уэсли вдруг понял, сам не зная каким образом, что плащи тоже живые. И еще он понял, что люди в этих плащах – вовсе не люди. Их лица постоянно менялись, а сквозь кожу проглядывало нечто от рептилий. Или от птиц. А может, и то и другое.
На груди, где блюстители порядка в вестернах носят жетоны, у обоих красовалось по пуговице с красным глазом. Уэсли решил, что эти глаза тоже живые. И следят за ним.
– Как вы узнали, что это я?
– По запаху, – ответил старик, и самым жутким было то, что на шутку это вовсе не походило.
– Что вам нужно?
– Ты знаешь, почему мы здесь, – сказал молодой. Старик умолк и снова заговорил только в самом конце беседы. Слушать даже одного из них было настоящей пыткой. Казалось, гортань пришельца забита сверчками.
– Думаю, да, – согласился Уэсли. Его голос звучал твердо, во всяком случае, пока. – Я нарушил Законы Парадокса.
Он молился, чтобы они не знали о Робби, и надеялся, что так и есть: в конце концов, «Киндл» был зарегистрирован на Уэсли Смита.
– Ты понятия не имеешь, что натворил, – задумчиво произнес человек в желтом плаще. – Башня сотрясается, миры содрогаются, розу знобит, словно зимой.
Очень поэтично, но не слишком доходчиво.
– Какая Башня? Какая роза?
Уэсли чувствовал, как на лбу выступают капельки пота, хотя в квартире у него всегда было прохладно – так ему больше нравилось.
Это наверняка из-за них, подумал он. От этих ребят пышет жаром.
– Это не имеет значения, – ответил молодой. – Объяснись, Уэсли из Кентукки. И сделай это хорошо, если хочешь снова увидеть солнце.
Уэсли ответил не сразу. В голове крутилась одна мысль: Это суд надо мной! Но ему удалось отбросить ее. И помогла в этом злость. Она была лишь жалким подобием того, что он чувствовал по отношению к Кэнди Раймер, однако хватило и этого.
– Должны были погибнуть люди. Почти дюжина человек. Может, даже больше. Для вас это вряд ли имеет значение, а для меня имеет, особенно если в числе этих людей женщина, которую я люблю. И все из-за эгоистичной пьянчуги, которая не желает с собой бороться. И… – Он чуть не сказал «мы», но вовремя спохватился. – И я даже не причинил ей вреда. Так, слегка ударил. Не смог удержаться.
– Вы никогда не можете удержаться, – отозвалось существо, сидевшее в его любимом кресле, отныне навеки утратившем этот статус. – Девяносто процентов ваших проблем вызваны неумением сдерживать свои порывы. А тебе не приходило в голову, Уэсли из Кентукки, что для существования Законов Парадокса должна иметься причина?
– Я не…
Существо возвысило голос:
– Конечно, «ты не»! Мы знаем, что «ты не». И здесь мы потому, что «ты не». Ты не подумал, что один из людей в этом автобусе может стать серийным убийцей, на совести которого окажутся десятки отнятых жизней, в том числе ребенка, который мог вырасти и найти лекарство от рака или болезни Альцгеймера. Ты не подумал, что одна из этих девушек может родить будущего Гитлера или Сталина, настоящее чудовище в человечьем обличье, которое убьет миллионы подобных тебе людей на этом уровне Башни. Ты не подумал, что вмешиваешься в ход вещей заведомо выше твоего понимания!
Нет, конечно, он ни о чем таком не подумал. Он думал только об Эллен. А Робби – только о Джози Куинн. И вместе они думали об остальных. О том, как они кричали, когда пламя вытапливало жир из их кожи и он стекал по костям; о том, как они умирали, возможно, самой жуткой смертью, которую Господь только может наслать на страждущее человечество.
– Неужели так и будет? – прошептал он.
– Мы не знаем, что будет, – ответило существо в желтом плаще. – В том-то и дело. Экспериментальная программа, в которую ты по глупости влез, может видеть будущее только на шесть месяцев вперед… причем в узкой географической зоне. За горизонтом в шесть месяцев пророческое видение становится размытым, а через год будущее скрывает полный мрак. Вот почему мы не знаем, что именно устроили вы с твоим юным другом. А поскольку мы не знаем, то никак не можем внести коррективы, чтобы устранить ущерб, если он нанесен.
Твой юный друг. Значит, им известно про Робби Хендерсона. У Уэсли засосало под ложечкой.
– А есть ли сила, которая всем управляет? Наверняка есть, так ведь? Когда я в первый раз получил доступ к Ур-книгам, я видел башню.
– Все служит Башне, – ответило существо в желтом плаще и благоговейно прикоснулось к мерзкой пуговице на груди.
– Тогда с чего вы взяли, что ей не служу я?
Они не ответили. Только сверлили его хищными взглядами черных птичьих глазок.
