– А чего он мне не отдает мою Суперкрошку! – визгливо огрызается Глори и тоже разражается рыданиями. А потом плачут все разом – Фредди, Глори, Фридом, – и на мгновение глаза Бренды заволакивает серая пелена. Такая серость в последнее время застит ей взгляд все чаще. Вот их нынешнее положение. Трехкомнатная квартирка на третьем этаже большого жилого дома, на горизонте – ни одного мужика (последний, Тим, свалил полгода назад), рацион состоит главным образом из лапши, пепси и самого дешевого мороженого, какое только можно купить в универсаме «Уол-март». Ни кондиционера, ни кабельного телевидения. У Бренды прежде была работа в магазине, но фирма обанкротилась, пришел новый владелец и взял на ее место какого-то мексикашку, потому что тот может работать и по двенадцать, и по четырнадцать часов в день. У мексикашки на голове – бандана, а на верхней губе – мерзкие черные усики, и он еще ни разу не забеременел. Наоборот, мексикашка только и делает, что брюхатит девушек. Они западают на его маленькие усики, а потом бац! – и синяя полоска на разовом аптечном тесте, и еще один младенец на подходе к уже имеющимся.
У Бренды есть по части «бац – и на подходе» личный опыт. Знакомым она говорит, что знает отца Фредди, но на самом деле понятия не имеет, кто это. Просто у нее выдалось в ту пору несколько пьяных ночей, когда они все казались симпатягами. И вообще, как ей искать работу? У нее же дети на руках. Ей что, предоставить Фредди заботиться о Глори, а Фридом тащить с собой на треклятое собеседование? Ну конечно, это сработает! Кто бы сомневался? Да и какие ее ждут вакансии, если не считать продавщицы в «Макавто» или «Бурда кинге»? В Портленде есть еще пара стриптиз-клубов, но там не требуются такие толстозадые красотки, как она.
Бренда напоминает себе о выигрыше в лотерею. Напоминает себе, что сегодня они займут два номера с кондиционерами в мотеле «Ред руф». А может быть, даже три! Почему бы и нет? Удача повернулась к ней лицом!
– Бренни? – В голосе Джас звучит сомнение. – Ты, типа, серьезно?
– Ага, – отвечает Бренда. – Ну же, девочка моя, давай. У меня приняли оплату аренды, платеж картой прошел. В «Херце» сказали, что микроавтобус – красный. – И уже тише добавляет: – Твой счастливый цвет.
– Ты смогла погасить задолженность по кредитке через Интернет? Как тебе это удалось?
В прошлом месяце Фредди и Глори подрались и скинули ноутбук Бренды с кровати. Он упал на пол и разбился.
– Я воспользовалась компьютером в библиотеке. – Она произносит это слово, как привыкла с детства в Марс-Хилл: в библио2тике. – Пришлось немного подождать, но оно того стоило. И все бесплатно. Ну, что скажешь?
– Быть может, купим бутылочку «Алленса», – говорит Джас.
Она обожает этот кофейный ликер, когда может его себе позволить. Впрочем, если на то пошло, Джасмин обожает все, когда может себе хоть что-то позволить.
– Непременно, – отвечает Бренда. – И бутылку «Оранж драйвера» для меня. Но только за рулем я выпивать не стану, Джас. Мне нужно беречь водительские права. Они последнее, что у меня осталось.
– Как думаешь, тебе в самом деле удастся выкачать немного денег из своих стариков?
Бренде приходится убеждать себя, что удастся – как только они увидят малышей… При том условии, что она сможет подкупом или запугиванием заставить детей вести себя пристойно.
– Да, но только ни словечка про выигрыш в лотерею, – говорит она.
– Будь спокойна на этот счет, – отвечает Джасмин. – Я, конечно, родилась темной ночью, но это была не вчерашняя ночь.
Они хихикают: шутка старая, но по-прежнему смешная.
– Так что скажешь?
– Придется забрать Эдди и Роуз Эллен из школы…
– Глупости какие, – фыркает Бренда. – Ты решишься наконец или нет, подруга?
После продолжительной паузы Джасмин восклицает:
– В дорогу!
– В дорогу! – восторженно вопит в ответ Бренда.
Они какое-то время вместе скандируют эти слова, пока трое детей орут в квартире Бренды, и по меньшей мере один (хотя скорее – двое) ревет в Норт-Бервике, где обитает Джасмин. Вот они – две сильно располневшие женщины, на которых давно никто не обращает внимания на улице; толстухи, к которым не начнет клеиться в баре ни один мужик, разве что если час поздний, выпивка крепкая и никого лучше поблизости не наблюдается. Основательно поддав, мужчины начинают думать – Бренда и Джасмин прекрасно осведомлены об этом, – что жирные ляжки все же лучше, чем ничего. Особенно когда дело идет к закрытию. В Марс-Хилл они вместе учились в школе, а теперь обе живут на юге штата, по возможности помогая друг другу. Эти толстухи никому не нужны. У них на двоих целый выводок детей, но они скандируют: «В дорогу! В дорогу!» – как две юные соплячки из группы поддержки.
Сентябрьским утром, когда жарко уже в половине девятого, это нормально. Все как всегда.
II. А тем временем престарелые поэт и поэтесса, которые когда-то были любовниками в Париже, располагаются на пикник рядом с общественным туалетом
Филу Хенрейду исполнилось семьдесят восемь лет, а Полин Энслин стукнуло семьдесят пять. Они оба костлявы. Оба носят очки. Их редкие седые волосы треплет ветерок. Они остановились в зоне отдыха у магистрали I-95 рядом с Фэйрфилдом, то есть примерно в двадцати милях к северу от Огасты. Основное здание в зоне отдыха построено из досок, зато прилегающий к нему туалет возведен из добротного кирпича. Очень внушительный туалет. Можно сказать, туалет по последнему слову техники. Никаких посторонних запахов. Всего два месяца назад Фил, который живет в штате Мэн и хорошо знает эту зону отдыха, никогда бы не предложил организовать здесь пикник. В период летних отпусков основные магистрали просто забиты автомобилями отдыхающих из других штатов, и дорожное управление устанавливает в зоне отдыха ряды пластиковых туалетных кабинок. От них на этой приятной травянистой площадке воняет, как в аду в канун Нового года. Но сейчас кабинки лежат где-то на складе, и ничто не отравляет атмосферу в зоне отдыха.
Полин расстилает клетчатую скатерть поверх изрезанного инициалами стола для пикника, стоящего в тени развесистого старого дуба, и прижимает ее плетеной корзинкой, чтобы защитить от порывов теплого ветра. Из корзины она достает сандвичи, картофельный салат, ломтики дыни и два куска пирога с кокосовым заварным кремом. Полин захватила большую стеклянную бутыль с красным чаем. Внутри весело позвякивают кубики льда.
– Будь мы в Париже, пили бы вино, – говорит Фил.
– Будь мы в Париже, нам бы не пришлось потом ехать еще восемьдесят миль по платному шоссе, – отвечает Полин. – Чай холодный и бодрящий. Придется тебе довольствоваться им.
– Я вовсе не жалуюсь. – Он качает головой и кладет изуродованные артритом пальцы поверх ее рук (тоже распухших, но в меньшей степени). – Ты устроила настоящее пиршество, моя дорогая.
Они улыбаются, всматриваясь в морщинистые лица друг друга. Хотя Фил был трижды женат (оставив где-то в прошлом пятерых детей), а Полин побывала замужем два раза (обошлось без потомства, но ее возлюбленные обоих полов исчислялись десятками), связь между ними все еще очень крепка. Это не какая-то там искра, а куда более глубокое чувство. Фила оно и удивляет, и не удивляет. В таком возрасте – преклонном, но еще не предельно – ты берешь все, что можешь, и радуешься, получая хотя бы самую малость. Они держат путь на поэтический фестиваль в Ороно, где находится филиал Университета штата Мэн. Гонорар за их выступления отнюдь не велик, но удовлетворителен. А поскольку деньги на оплату их совместных расходов перевели на банковский счет Фила, он решил шикануть и арендовал «кадиллак» в отделении «Херца» при аэропорте Портленда, куда приехал, чтобы встретить Полин. Та язвительно усмехнулась при виде «кадиллака» и сказала: «Я всегда знала, что хиппи из тебя липовый», – но с нежностью. На самом деле он никогда не был хиппи, однако принадлежал к числу бунтарей, «единственных в своем роде», и она прекрасно это понимала.
