Ну ладно, разгар шестого иннинга. Пятьдесят с лишним лет прошло, а меня до сих пор зло разбирает, как подумаю об этом. Первым выходит Киндер и подает на третью базу, как и полагается питчеру. Потом появляется Луис Апарисио, Маленький Луи. Ду замахивается и выстреливает. Апарисио пуляет мяч по широкой дуге вверх в сторону третьей базы. Это мой сектор, и я все видел. Парень отбрасывает маску и летит за мячом, откинув голову и раскрыв перчатку. Вендерс – за ним, но не так близко, как следовало бы. Ему казалось, что у парня нет никаких шансов. Вот тут-то судья и прокололся.
Парень сбежал с травяного поля на дорожку вдоль низенькой стенки между полем и трибуной. Вытянул шею и уставился вверх. Пара десятков людей в первых и вторых рядах тоже смотрели вверх, и почти все размахивали руками. Вот в этом я болельщиков не понимаю и никогда не пойму. Это же просто мячик, Господи Боже! Продавался он тогда по семьдесят пять центов за штуку. Но когда зрители видят его в воздухе, они бросаются за ним, как голодные за хлебом. Нет бы сдать чуть назад и позволить игроку – за которого они же болеют – попытаться взять мяч в разгар напряженной игры.
Я все видел, говорю же вам, видел четко и ясно. Мяч опускался на игровое поле рядом со стенкой. Парень явно мог взять его. И тут какой-то длиннорукий урод в футболке «Титанов», которые продают у входа на стадион, потянулся вперед и задел мяч, так что тот отскочил от краешка перчатки Билли и упал на землю.
Я был настолько уверен, что Вендерс отправит Апарисио в аут – присутствовало явное вмешательство, – что сначала не поверил своим глазам, когда судья показал Билли возвращаться на базу, а Апарисио – выходить на исходную. Когда до меня дошло, я побежал вдоль линии, размахивая руками. Болельщики начали подбадривать меня криками и освистывать Вендерса, что не прибавляет тебе веса, когда оспариваешь решение судьи, но я настолько разъярился, что плевать хотел на это. Меня бы не остановил даже Махатма Ганди, если бы полуголым вышел на поле и начал призывать всех к всеобщему миру.
– Вмешательство! – заорал я. – Ясно как божий день, как дважды два!
– Он был на трибуне, а значит, мяч ничей, – отвечает Вендерс. – Возвращайся к себе в гнездышко, и продолжим игру.
Парень никак не отреагировал, он болтал со своим дружком Ду. Это нормально. Мне было наплевать, что он не реагировал. Единственное, чего я хотел в тот момент, – разорвать Вендерса на части. Вообще-то я человек не конфликтный – за все годы, что я был менеджером в Главной лиге, меня всего дважды удаляли из игры, – но в тот день я разошелся так, что по сравнению со мной инквизиторы показались бы пацифистами.
– Ты не заметил этого, Хай! Ты отстал! Ты не увидел вмешательства!
– Я не отстал и все видел. Иди на свое место, Грэнни. Я не шучу.
– Если ты не видел, как этот длиннорукий су… – (Тут женщина во втором ряду прикрыла руками уши сыну и надула губы, словно говоря мне: «Как ты смеешь выражаться?!») – длиннорукий сукин сын вытянул свою клешню и задел мяч, то ты отстал, черт тебя раздери!
Парень в футболке принялся трясти головой – кто, я? да не я! – а на физиономии у него расплылась тупая смущенная ухмылка. Вендерс заметил ее, понял, что она значит, и отвернулся.
– Все, хватит, – говорит он мне таким непререкаемым тоном, как будто еще слово – и я отправлюсь в раздевалку пить пиво. – Ты высказался. Теперь или заткнись, или слушай остаток игры по радио. Выбирай.
Я вернулся на свое место. Апарисио снова вышел на исходную, мерзко ухмыляясь. Он все понял, конечно же, понял. И выжал из ситуации максимум. Он никогда не выбивал много хоумранов, но когда Ду подал неудачный чендж-ап, Маленький Луи высоко выбил его широкой изящной дугой в самый дальний край поля. Игравший по центру Носатый Нортон даже не обернулся.
Апарисио обежал базы, невозмутимый, как заходящий в док трансатлантический лайнер, а в это время болельщики орали на него, поливали грязью его родню и изрыгали проклятия на голову Хая Вендерса. Вендерс как будто этого не слышал – главное качество для судьи. Он вытащил из кармана куртки новый мяч и осмотрел его на предмет дефектов. При виде этого я окончательно съехал с катушек. Бросился к домашней базе и принялся трясти кулаками перед его лицом.
– Ты подсудил эту пробежку, огородник ты гребаный! – заорал я. – Поленился, черт, задом протрясти за спорным мячом, а теперь вот записал себе засчитанную пробежку! Засунь себе ее в задницу! Может, там заодно и очки свои найдешь!
Болельщики пришли в восторг. А Хай Вендерс – нет. Он указал на меня, потом резко ткнул большим пальцем через плечо и ушел. Болельщики принялись улюлюкать и размахивать плакатами «ДОРОГА ЗАКРЫТА». На поле полетели пустые бутылки, стаканы и недоеденные бутерброды. Просто цирк какой-то.
– Куда намылился, толстозадый, слепой, неповоротливый урод?! – завизжал я и бросился за ним. Кто-то со скамейки запасных успел схватить меня прежде, чем я достал Вендерса, что я собирался сделать на полном серьезе. Я совсем съехал с тормозов.
Трибуны принялись скандировать:
– У-БЕЙ СУ-ДЬЮ! У-БЕЙ СУ-ДЬЮ! У-БЕЙ СУ-ДЬЮ!
Я никогда этого не забуду, потому что они так же скандировали: «БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!»
– Будь здесь твоя мамаша, она бы спустила с тебя синие штаны и отхлестала бы как следует, огородник ты безглазый! – взревел я, после чего меня утащили на скамейку запасных. Ганзи Берджесс, наш главный подающий, вышел менеджером на последние три иннинга этого адского шоу. А в завершающих двух еще и питчером стоял. В архивах это, наверное, есть. Если от той жуткой весны остались хоть какие-то протоколы встреч.
Последнее, что я увидел, уходя с поля, – это Дэнни Дузена и Билли «Блокаду», стоявших на траве между домашней базой и питчерской горкой. Парень засунул маску под мышку. Ду что-то шептал ему на ухо. Парень слушал – он ведь всегда прислушивался к словам Ду, – но смотрел он на трибуны, где сорок тысяч зрителей – мужчин, женщин и детей – ревели:
– У-БЕЙ СУ-ДЬЮ! У-БЕЙ СУ-ДЬЮ! У-БЕЙ СУ-ДЬЮ!
Посреди коридора между скамейкой запасных и раздевалкой стояла корзина с мячами. Я пнул ее, и мячи разлетелись во все стороны. Если бы я поскользнулся на одном из них и шлепнулся на задницу, это стало бы великолепным финалом великолепного, чтоб его, игрового дня.
В раздевалке я увидел Джо, сидевшего на скамейке рядом с душевыми. Выглядел он на семьдесят вместо своих пятидесяти. С ним были еще трое мужчин. Двое в полицейской форме. Третий в костюме, но стоило взглянуть на его суровую пунцовую физиономию, как я сразу понял, что он тоже из полиции.
– Игра закончилась пораньше? – спросил он меня. Он сидел на складном стуле, широко расставив ноги, отчего ткань брюк туго обтянула его бедра. Полицейские в форме пристроились на скамейке напротив шкафчиков.
– Только для меня, – ответил я. Я еще не успел остыть и поэтому не обратил особого внимания на полицию. Повернулся к Джо и продолжил: – Этот гребаный Вендерс удалил меня. Извини, кэп, но там было явное вмешательство, и этот ленивый гад…
