– У нас есть дополнительные услуги, список в номере.
– Спасибо, – сказал Слава и отправился вразвалочку на второй этаж.
В номере, сняв верхнюю одежду, он растянулся на кровати. По пути в новое жилище заметил, что окон в коридоре в общепринятом смысле нет. Под потолком врезаны прямоугольные, довольно крупные форточки. Днем свет падает сверху, а чтобы добраться до форточек, нужна стремянка, расположены высоко. Но когда-то в коридоре окна были, их заложили кирпичом. Вывод? Раз есть что скрывать, то просто необходимо побывать во дворе. А пока нужно пошататься по отелю.
Первое: буфет. Слава упитанный, частые посещения буфета – дело само собой разумеющееся. Дальше. Можно за полночь базарить с администраторшей, жалуясь на бессонницу, оставаясь, таким образом, в холле, не пошлет же она долгожданного клиента к чертям собачьим! Дальше. Можно пошататься перед отелем и курить. Он не курит, черт! Сигареты купить все же надо, если думает торчать на улице, иначе будет привлекать внимание.
Слава шел по коридору медленно, присматриваясь и прислушиваясь. Мимо прошла полная женщина. Что-то в ней знакомое. Бакшаров оглянулся…
В номере Люба присела на краешек кресла, присела на минуту, хотя минут в запасе полно. Ее напряженная фигура дрожала, но не от страха или холода, это была необъяснимая дрожь. Каждую минуту поглядывала на маленькие золотые часы, передавившие запястье браслетом. Чем ближе к назначенному времени, тем сильнее била дрожь. Здесь, в номере отеля, у нее появилась возможность пройти заново свою жизнь от сознательного детства до вчерашнего письма, которая пронеслась в сознании за десять минут. В десять минут вместились воспоминания целой жизни, со значительными и никчемными событиями. Чего же стоит такая жизнь? Ничего. Она – Ничего на этом свете.
Пора. Люба приоткрыла дверь, одним глазом скользнула по коридору. Пусто. Неслышно ступая по ковровой дорожке, она подошла к номеру 23. Не решаясь открыть сразу, поднимала и опускала руку, но неведомая сила толкнула вперед. Люба, выдохнув резко воздух из легких, вошла…
Она не ойкнула, не закричала, нет. Она просто замерла неподвижно и смотрела. Только сердце, бьющееся часто-часто, давало знать, что она еще жива. Сердце стучало так громко, казалось, должны были услышать все, кто находился в отеле, даже на улице. Это похоже на барабанную дробь десятков тысяч барабанов, лишающих громкими ударами слуха.
Но два двигающихся тела на широкой кровати в свете неярких ламп не слышали, два сплетенных тела мужчины и женщины. Лица женщины Люба не видела, его загородила подушка, да и зачем ей оно? Достаточно того, что одно обнаженное тело хорошо знакомо ей. Сквозь барабанную дробь сердца Люба услышала мычание. Мм… мм…. Кто-то мычал.
Илья повернул голову и застыл. Из-за подушки выглянули красивые женские глаза, в них не было ужаса, как у мужа, а было любопытство. Да кто же здесь мычит? Люба инстинктивно оглянулась… И догадалась! Она сама и мычит.
Люба медленно вышла из номера. В коридоре подкосились ноги, она чуть не упала, ее подхватил незнакомец с сильными руками. Он тряс Любу за плечи, открывал и закрывал рот… без единого звука. Странный. Отстранив его, она двинулась дальше. Скорее на улицу, домой, спрятаться, прилечь на полку в шкафу, там ее не найдут, не сунут грязного письма, не увидит Илью… А где дом? Где-то. Люба немножко потерялась. На улице ее толкнула машина, она упала, снова чьи-то руки помогли подняться. А звуков нет, мир стал немым. Вокруг Ничего. Ничего – это покой и тишина…
Бакшаров поддержал Любу, предложил помощь. Женщина непонимающе водила глазами, оттолкнула его и направилась к выходу. Дверь в номер открыта, Бакшаров поспешил туда, бросил пачку сигарет у раскрытой двери на пол, наклонившись, потянулся за пачкой и заглянул внутрь.
Увидел! Васкова, обмотанного простыней, который лихорадочно взялся за дверную ручку и захлопнул дверь. За его спиной Слава успел рассмотреть обнаженную женскую фигуру, стоявшую спиной.
Слава кинулся на улицу, как раз на проезжей части легковушка сбила женщину из отеля. Перепуганный водитель поднимал несчастную, тут-то Бакшаров и узнал ее. Убедившись, что с Васковой порядок, он очутился возле арки, дорога осветилась фарами. Он остановился, прикуривая… Ага, Васков и Ларская! Ну и гадость эти сигареты.
Простился Илья с Верой наспех, он спешил домой, не питая иллюзий. Скандал предстоял – мама дорогая! И не только. Тесть размажет зятя по асфальту тонким слоем, со свойственной ему жестокостью уничтожит карьеру Ильи, ради которой появилась в его жизни Люба. Дело за ней: захочет она разрушить семью или простит?
А он что, станет выклянчивать прощение? И как это будет? Илья положит в покаянии голову ей на грудь, зальется горючими слезами, а Любаша, обхватив его ластами, прижмет и скажет с монашеским смирением: «Я прощаю тебя, Илюша»? Его выворачивало от одних мыслей! Пасет, выслеживает, мерзавка! Заставила испытать впервые в жизни отвратительные ощущения. Ситуэйшн получилась атасная: он на любимой женщине сгорает в экстазе и вдруг слышит мычание. Здрасьте: жена вломилась! Только и смог выговорить:
– Пошла вон!
Восторг любви перешел в лихорадочные сборы. Нет! Никаких покаяний! Обвинения. Бросит их Любаше. Ее заставит просить прощения. Так уже было, будет и сейчас. Она пусть умоляет не бросать ее.
Мальчишек Илья отвез к матери, сегодня сыновья лишние. Вернувшись, дома Любы не обнаружил. Ожидая жену, выстраивал обвинительную речь.
Черемис давно отужинал и от нечего делать досматривал футбол. Он отнюдь не заядлый болельщик, ему все равно: футбол, хоккей или баскетбол. Нервы щекочет не игра, а вспышки гнева у игроков, перетекающие в драки, ради этого смотрел спортивные состязания. И дремал. Звонок мобилы разбудил, нехотя Витя взял трубу и услышал братца:
– Витек, срочно ко мне.
Черемис скосил сонные глаза на часы. 23:00!
– Ты на часы посмотри.
Гена сладким голосом, но жестко, закурлыкал:
– Витек, раз говорю «надо приехать», не стоит упираться. В любое время суток ты должен собраться и приехать. Я просто так не буду беспокоить.
Пи… пи… пи… Витя скрипел зубами, слушая отвратительное пиканье в трубке. Знал ведь, к чему приведет союз с братом.
Черемис сжал до белизны пальцев кулаки, разжал и подождал, когда приток крови окрасит руки в привычный цвет. А в подсознании продолжало пикать, напоминая о единокровном. Сжать бы таким же образом пальцы на тонкой шее братца, вдавить бы его острый кадык в горло. Генка был всегда чужой, чужим и остался. Погоди, Витя, только началось начало.
– Куда на ночь глядя? – всполошилась Аня, завидев одевающегося мужа.
– Надо. Ложись спать.
Люба не помнила, как оказалась в кромешной темноте. Недалеко горели огни города, кажется, она в степи. Собственно, в реальность вернул ее холод, Люба замерзла, лежа на земле. Но что она здесь делает, откуда пришла, почему лежала на земле? Люба поспешила выбраться из жуткого места, спотыкаясь и падая, добралась до дороги, поймала частника. Домой, скорее домой. Так поздно она не задерживалась. А сколько времени? Люба забыла о часах на запястье.
