Сергей вскипятил чайник, выпил кофе и поднялся к Вере. Она мирно сопела, лежа на животе и обнимая подушку. Он осторожно присел на кровать, пощекотал ступню, которая тут же исчезла под одеялом. Сергей поцеловал обнаженное плечо, сдвинул одеяло и поцеловал спину. Сонная Вера натянула одеяло на голову.
– Ве-ра… – будил ее Сергей тихонько. – Вера, мне пора ехать.
Она перевернулась на спину, терла глаза:
– Куда?
– На работу.
Вера села, держа одеяло на груди и не открывая глаз.
– Не уезжай. – И упала назад.
Сергей рассмеялся:
– Принести кофе?
– Сюда? Нет, я встану. Кофе в постель – удел аристократов, я не отношусь к их числу. Уже встаю.
И не двигалась. Он попытался стянуть с нее одеяло, но Вера крепко его держала, тянула на себя:
– Ты всегда был эгоистом. Сам не спишь и другим не даешь. Где моя бедуинская роба, несносный человек?
Он поискал платье, нашел за спинкой кровати на полу.
– Вот твоя роба, держи.
Из комнаты сестры принес халат и носки, брошенные Верой там вчера. Она уже надела платье, потягивалась. Предложил принять душ. Внизу, за кухней находились парная, бассейн и душевая. Став так, чтобы вода как можно меньше попадала на повязки, Вера быстро приняла душ и окончательно проснулась. Потом пили кофе у камина.
– Сережа, не бросай меня здесь. Я с ума сойду.
– Вернусь вечером, обещаю. Надо увидеться с одним человеком, который, я надеюсь, нам поможет. Привезу хлеб.
– Я поеду с тобой.
Сергей пересел на подлокотник кресла, где сидела Вера, привлек ее, уговаривая:
– Тебе не стоит показываться в городе, ты же не запомнила маньяка, а он тебя наверняка знает. Представь, увидит нас, начнет выслеживать, в конце концов, найдет момент и… Ты можешь снова оказаться у него в руках.
– Не хочу говорить об этом, – нахмурилась она.
– Понимаю. Но тебе придется набраться мужества и рассказать Бакшарову, я привезу его сюда. Отпусти меня.
– Хорошо. Ты поедешь. Но завтра. Молчи.
Прикрыв ему рот ладошкой, Вера уткнулась в грудь Сергея. Он гладил ее по спине, приговаривая:
– Ты ужасная женщина, Вера, капризная и упрямая. Дай хоть в офис позвонить, несносная девушка.
– А здесь и телефон есть? – отстранилась она. – Я потеряла мобильник.
– Есть, – улыбнулся Сергей.
Переговорив с Зосей, он замер – Вера, обняв его сзади и прижавшись телом к спине, шептала:
– Не уезжай… Не уезжай…
Илья сидел дома, периодически опрокидывая в рот рюмку с водкой. Коньяки закончились, выпил. Мать принципиально отказывалась сбегать за коньяком, а сам он не выходил из дома, пришлось перейти на водку, благо в баре полно водки и вина. Илья не являлся трезвенником, он пил, иногда много, но и пьяницей его не назовешь, однако после похорон жены не просыхал. В администрации отнеслись с пониманием, отсутствие Васкова не вызывало кривотолков, это и понятно: Илья Николаевич переживает безвременную кончину супруги. На самом деле меньше всего ему хотелось торчать дома, где ходит за ним по пятам невидимая Любаша. Но какова реакция могла быть у сослуживцев, увидевших под глазом патрона кровоподтек? Воспоминания о Вере бесили, он метался по квартире затравленным зверем, зарос щетиной, а чтобы заглушить агонию, нещадно пил. Напившись, он терзался другой агонией: жаждой мести.
Наутро после схватки с Верой он позвонил матери. Кому ж еще довериться в этом гнусном мире? Она примчалась и ахнула, увидев разгром, Илья палец о палец не ударил, чтобы ликвидировать последствия драки.
– Илька, кто тебе в глаз заехал? – И мать строго сузила рот, отчего вокруг губ образовались вертикальные полоски.
– Напился и упал, – мрачно дал ответ он, сидя у стены на полу.
– А кто порушил тут все? Сколько добра…
– Я. Пьяный.
Мать обошла дом, сокрушаясь, и сделала верный вывод:
– Илька, кончай брехать. Да я ни в жисть не поверю, что ты из-за Любки бесишься. Кто тут был?
– Какое твое дело? – огрызнулся сын.
– Не груби матери! Вот оно! Родила, воспитала, кормила-поила и выкормила хамло на свою голову…
– Заткнись! Ты меня достала! – разорался Илья. – Ты, такая честная и праведная! Что ж ты не возражала, когда я тебя на работу устроил? А? Два года зарплату получаешь, будто ты главврач, а за что? Люди за такие деньги готовы носом рыть, а ты?.. Ты хотя бы день работала, а? Ходишь туда только за деньгами, а то и домой привозят. Где же честность твоя? Еще хаешь нынешнюю власть! Так что заткнись и делай, как я велю! Ну-ка, убрать мне здесь все! Пора отработать двухгодичную зарплату. И вот это, – указал на синяк под глазом, – вывести в два дня! Хоть плюй, но чтоб никаких синяков! И жить здесь! И жрать готовить! Мальчишек воспитывать! Ты же баба-яга, а не бабушка! И никаких пенсюков с партсобраниями! Поняла?
Во как он с ней круто! Илья грозил пальцем и наступал на мать, а у нее аж ноги подкосились и глаза в пять раз больше стали. Она стояла недвижимым монументом, отходила от шока, держась за сердце, но симулировать приступ не решилась. А Илька мерил шагами гостиную, наступая на осколки, бормотал:
– Я покажу вам! Устрою спартанскую жизнь! Будете знать! Вы у меня… Я вам всем покажу…
Переведя дух, она только и произнесла:
– Ну и паскуда ты, Илья.
– Не вякай! – гаркнул он, мама инстинктивно заслонилась руками. – Молчать! А ты не мать, а кровопийца! Кровососка красная!
Мама злобно сузила рот, отчего он собрался в одну точку, и насупилась. Илья, глядя на маму, подумал: «Рот, как у курицы жопа. Уродина!» Сын плюнул на пол и удалился в спальню.
Приказы сына мать исполнила. Квартиру убрала, охая и стеная, дескать, тяжело физическим трудом заниматься пожилой женщине. Сочувствия со стороны сына не получила, посему охать перестала. Из бодяги приготовила примочки на глаз Илье, следила за внуками. Это не значит, что стала покорной рабыней вроде Любки. Еще чего! Огрызалась и пилила Илью, партийные интересы ставила выше личных, потому и не думала выходить из активных членов. Мать презрительно фыркала, видя, как сын лакает литрами водку, никак не могла понять причин уныния Ильи. Любку не любил, да Илюша не размазня, всякая там любовь не его страсть. В их семье вообще сахарности не приняты, ни она, ни отец Ильи об этом не думали, даже к детям относились без слюнявостей и сюсюканий. Но все же Илька сын. По ночам стонет, плачет. А днями бесится, бесится… С чего? Посоветовавшись с подружками, стала втихаря подсыпать в еду Илье транквилизаторы, нервы подлечивала сыночку.
А Илья жил планами мести. Самое большое желание было – погрузить в длинную шею Веры зубы и сжимать, сжимать… Она не оставляла в покое, однажды утром позвонила. Он полулежал в кресле, приставленном к стене. Илья стал бояться свободного пространства за спиной, где мерещились шорохи, спокоен был, когда знал, что за спиной защита. Вера заговорила почему-то шепотом:
