И – точно. На подходе к поселку мы наткнулись на еще одного нашего товарища. Он был ранен в ногу. Но, по счастью, рана была неопасной. Пуля прошла навылет, не задев кость.
В поселке царила мертвая тишина. Лишь только птицы-плакальщицы, раскинув крылья, парили в небе, вычерчивая большие концентрические окружности и время от времени оглашая окрестности жалобными всхлипами. Повсюду лежали мертвые тела. Судя по пулевым отверстиям в затылках, солдаты в упор добивали раненых.
– Вот же суки… – глядя по сторонам, тихо бормотал первый встретившийся мне колонист. – Суки какие…
– Почему же суки? – попытался возразить ему раненный в ногу. – Не они пролили первую кровь.
– А ты знаешь, о ком я? – зло глянул на него колонист. И снова забормотал: – Вот же суки… Суки какие…
Я подошел к торчащей из земли трубе, открыл кран и долго, долго пил. До тех пор, пока живот не раздулся. Потом засунул голову под тугую, упругую струю холодной воды.
Колонист со шрамом попытался открыть дверь в барак. Как и следовало ожидать, дверь была заперта. Ну, а в том, что взломать ее с помощью имеющихся у нас инструментов невозможно, мы уже имели возможность убедиться.
– У, суки! – Колонист зло пнул дверь ногой.
– Да ладно тебе, – попытался образумить его раненый. – Вон, смотри, зато ящики со жратвой оставили.
– Я этой жратвой уже сыт по горло!
– А чего ты орешь-то? – как безумный, вытаращил глаза раненый. – Чего орешь, я тебя спрашиваю?..
Казалось, не будь он ранен, непременно полез бы в драку.
– А! – безнадежно махнул рукой отмеченный шрамом. – Все равно мы тут сдохнем.
– Ну, если хочешь – подыхай. – Второй колонист откинул крышку с ящика. – Жить или умереть – теперь это твое право. А я, пожалуй что, еще малость поживу.
– А что потом?
– Поглядим.
Он стянул куртку с одного из мертвецов, завязал рукава узлом, расстелил на земле и принялся перекладывать на нее пакеты с пищевой смесью.
– А воду во что набирать? – помолчав, спросил тот, что со шрамом.
– Всю еду мы с собой все равно не унесем, – сказал я. – Надо аккуратно вскрыть несколько пакетов, вылить пищевую смесь и наполнить их водой.
– Эй!
Мы все разом обернулись на крик, ожидая самого плохого, что только могли вообразить. Но это оказался один из наших, тоже успевший скрыться в высокой траве.
Теперь нас стало пятеро.
Собрав еду, воду и все, что, по нашему представлению, могло пригодиться в пути, мы покинули поселок и двинулись на запад. Мы понятия не имели, куда и зачем идем и что за опасности могли поджидать нас в пути.
Шестого мы встретили на второй день пути, уже войдя в лес. Вернее, это он нас нашел. Вышел из-за дерева и удивленно, хлопая глазами, уставился на наш костер. Потом очень тихо спросил:
– А еды у вас не найдется?
Выпив пакет пищевой смеси, он рассказал нам свою историю. Он тоже бросился в траву, когда началась стрельба. Но возвращаться в поселок не решился. Беглец был из той самой группы, с которой мы планировали отправиться в экспедицию. Поэтому он и выбрал тот же самый маршрут, что и мы – на запад. Так что встреча наша, которую можно было почесть за почти невозможную удачу, на самом деле была предопределена.
Посовещавшись, мы решили уйти как можно глубже в джунгли. На случай, если тюремщики, вернувшись, устроят облаву на беглецов.
В джунглях, не видя солнц над головой, мы потеряли счет времени. Мы ели, когда хотелось есть, и вскоре наши запасы стали подходить к концу. Мы пытались утолить жажду, слизывая капли с листьев. Порой в развилке древесного ствола вода собиралась лужицей – для нас это был настоящий праздник. Поэтому, когда мы вдруг нашли ручей, вьющийся меж корней гигантских, опутанных лианами деревьев, то решили там и остаться. Тем более что и силы наши, как физические, так и душевные, были на исходе.
Но это был не конец, а лишь начало наших страданий.
Воды у нас теперь было вдоволь, а вот пищевая смесь закончилась. Призрак голодной смерти распростер над нами свои темные крылья, и мы принялись за поиски пропитания.
Найти еду в лесу не составляло труда. Беда заключалась в том, что из вступительной речи сержанта нам было известно, что нам не годится никакая другая еда, кроме специальной пищевой смеси. Быть может, в душе мы и хотели верить в то, что это обман, но просто отмахнуться от подобной информации было не так-то просто. Кому охота помереть, набив брюхо? К тому же, ничего не зная о местной фауне, мы рисковали наесться ядовитых плодов. Но выхода иного не было, и мы принялись экспериментировать.
Мы сразу условились, что каждый новый тип продуктов должен пробовать кто-то один. И даже кинули жребий, чтобы установить очередность.
Я первым попробовал темно-красные, продолговатые плоды, свисавшие с лиан. Под плотной кожурой скрывалась рыхлая, сочная мякоть. У нее был кисло-сладкий, немного терпкий, вяжущий вкус. Съев два таких плода, я почувствовал уже почти забытое, пьянящее чувство настоящей сытости, а не отсутствия голода, как после приема пищевой смеси. Мои товарищи смотрели на меня с завистью. Они уже готовы были наброситься на свисающие с лиан плоды, и мне стоило немалых трудов уговорить их подождать хотя бы полдня. И правильно – не прошло и трех часов, как у меня начались жуткие рези в животе, прекратившиеся только через семь-восемь часов.
Колонист, которого мы встретили в лесу, исхитрился и поймал небольшого зверька, похожего на крота, в тот момент, когда он высунулся из своей норы. Мы все давились слюной, глядя на то, как, насадив свою добычу на палку, он жарит ее на костре. А потом – ест. Причмокивая и облизывая жирные пальцы. Но спустя какое-то время у него началась такая страшная рвота, что, казалось, он сейчас собственный желудок выблюет.
Путем таких смертельно опасных экспериментов над собой мы определили, что можем без опаски есть лишь мелкие, белесые, абсолютно безвкусные воздушные корни, которыми лианы цеплялись за стволы деревьев; похожие на мелкие грибы растения, во множестве сидевшие на старых, гнилых пнях; и улиток, ползающих по камням вдоль ручья. Сами понимаете, на такой диете долго не протянешь. Мы слабели, можно сказать, на глазах. Если бы, конечно, было кому на нас смотреть. К тому же начались и другие проблемы со здоровьем. Стали шататься и выпадать зубы. Кожа становилась морщинистой и покрывалась волдырями, которые, лопаясь, превращались в гнойные язвы. Тогда мы решили, что виной всему отсутствие солнечного света и теплая, влажная, как в оранжерее, атмосфера, царившая под сенью джунглей.
Посовещавшись, мы решили, что нужно выходить из леса, пока мы еще в состоянии на ногах держаться.
Сколько мы шли? Десять дней? Двадцать? Тридцать семь? Дни сливались в один бесконечно длинный марш-бросок. Мы шли, шли, шли, все шли, шли и шли. А лес все не кончался… Не кончался, грех его раздери!..
