Пират стоял перед ними, и в глазах его сверкали блаженные слезы, ибо он доказал свою любовь к друзьям.
– Подумать только, – сказал он, – столько лет я прожил в курятнике, не зная никаких радостей. Но зато теперь, – докончил он, – зато теперь я очень, очень счастлив.
Глава VIII
О том, как друзья Дэнни в канун Дня святого Андрея искали заколдованный клад. О том, как Пилон нашел его и как позже саржевые брюки дважды переменили владельца
Если бы Португалец был героем, он истерзался бы, служа в армии. Но он был Большой Джо Португалец, прошедший хорошую тренировку в монтерейской тюрьме, и это не только избавило его от мук неудовлетворенного патриотизма, но и укрепило в следующем убеждении: как каждый день своей жизни человек делит пополам между сном и бодрствованием, так и каждый год человеческой жизни положено делить пополам между тюрьмой и волей. Однако пока шла война, Джо Португалец проводил в тюрьме значительно больше времени, чем на воле.
В гражданской жизни человека наказывают за то, что он делает; однако военные уставы добавляют к этому совершенно новый принцип – они наказывают человека за то, чего он не делает. Джо Португалец никак не мог этого понять. Он не чистил своей винтовки, он не брился и раз или два не возвращался из отпуска. Эти прегрешения усугублялись, кроме того, склонностью Большого Джо вступать в словесные перепалки, когда начальство пыталось его образумить.
Прежде он проводил в тюрьме половину своей жизни; из двух лет службы в армии он провел в тюрьме восемнадцать месяцев. И тюремная жизнь в армии ему совсем не нравилась. Монтерейская тюрьма приучила его к покою и приятному обществу. В армии его принуждали работать. В Монтерее его всегда обвиняли только в одном: в пьянстве и нарушении общественного порядка. Обвинения, предъявлявшиеся ему в армии, настолько сбили его с толку, что это, вероятно, оставило неизгладимый след на его рассудке.
Когда война кончилась и солдаты были распущены по домам, Большому Джо еще предстояло отсидеть шесть месяцев. Обвинение гласило: «Появление в пьяном виде в расположении полка. Нанесение сержанту удара канистрой из-под керосина. Попытка отрицания своей личности (Джо начисто забыл, кто он такой, и поэтому на все вопросы отвечал отрицательно). Кража шестнадцати фунтов вареных бобов и самовольная отлучка на лошади майора».
Если бы перемирие еще не было подписано, Большого Джо, вероятно, расстреляли бы. Он вернулся в Монтерей много позже остальных ветеранов, когда те уже успели пообъесть все сладкие плоды победы.
Когда Большой Джо соскочил с поезда, на нем были армейская шинель, гимнастерка и синие саржевые брюки.
В городе все осталось по-старому, если не считать «сухого закона», а в заведении Торрелли все осталось по-старому, несмотря на «сухой закон». Джо сменял свою шинель на галлон вина и отправился искать друзей.
Истинных друзей он в этот вечер не встретил, хотя ему в изобилии попадались те гнусные и криводушные гарпии и мошенники, которые всегда рады заманить человека в пучину порока. Джо, не отличавшийся высокой нравственностью, не испытывал никакого отвращения к пучине; она ему нравилась.
Довольно скоро вино его иссякло, а денег у него не было и раньше. И тут гарпии попробовали изгнать Джо из пучины, но он ни за что не хотел уходить. Ему в пучине было уютно.
Когда они попытались пустить в ход силу, Большой Джо в справедливом и ужасающем негодовании переломал всю мебель, перебил все стекла в окнах, выгнал полураздетых визжащих девиц в ночной мрак и напоследок поджег дом. Вводить Джо в искушение было делом опасным: он и не думал ему противиться.
В конце концов явился полицейский и забрал его. Большой Джо испустил счастливый вздох. Теперь он почувствовал, что действительно вернулся домой.
После короткого судебного разбирательства без участия присяжных он получил тридцать дней тюремного заключения, с наслаждением разлегся на жесткой койке и проспал без просыпу десятую часть своего срока.
Большой Джо любил монтерейскую тюрьму. В ней всегда можно было рассчитывать на хорошую компанию. Стоило остаться тут подольше, и он успевал по очереди повидать всех своих друзей. Время летело незаметно. Ему взгрустнулось, когда пришлось с ней расстаться, но грусть эту смягчала мысль, что он может вернуться сюда в любую минуту.
Он с радостью погрузился бы вновь в пучину порока, но у него не было ни денег, ни вина. Он исходил все улицы в поисках своих старых друзей – Пилона, и Дэнни, и Пабло, но так их и не встретил. Полицейский сержант сказал, что давно уже не забирал их в участок.
– Значит, они все умерли, – сказал Португалец.
В тоске он забрел к Торрелли, но Торрелли не жаловал людей, у которых не было ни денег, ни ценных вещей, и Большой Джо не нашел у него утешения. Однако Торрелли все-таки сообщил ему, что Дэнни получил в наследство дом в Тортилья-Флэт и что все его друзья живут теперь у него.
Большого Джо охватила нежность к друзьям и горячее желание увидеть их. Вечером он отправился на холм в Тортилья-Флэт, чтобы отыскать Дэнни и Пилона. Пока он поднимался по крутой улочке, уже совсем стемнело, и тут ему навстречу попался Пилон, спешивший куда-то с озабоченным видом.
– Здравствуй, Пилон. А я как раз иду к тебе.
– Здравствуй, Джо Португалец, – торопливо сказал Пилон. – Где ты пропадал?
– В армии, – ответил Джо.
Мысли Пилона были заняты другим.
– Ну, мне пора, – бросил он.
– Я пойду с тобой, – сказал Джо.
Пилон остановился и смерил его взглядом.
– А ты помнишь, какая сегодня ночь?
– Нет. А какая?
– Сегодня канун Дня святого Андрея.
Тут Большой Джо Португалец понял все: это была ночь, когда все пайсано, за исключением тех, кто сидел в тюрьме, бродили до утра в лесу. Это была ночь, когда все погребенные в земле клады испускали слабое фосфоресцирующее сияние. А сокровищ в лесу было спрятано немало. За двести лет Монтерей много раз подвергался нашествию врагов, и каждый раз люди закапывали свои богатства в землю.
Ночь была ясная. Пилон, как это иногда с ним случалось, сбросил с себя жесткую дневную скорлупу. В эту ночь он был идеалистом, дарителем даров. В эту ночь он выполнял благородную миссию.
– Ты можешь пойти со мной, Большой Джо Португалец, но если мы найдем клад, решать, что с ним делать, буду я. Если ты на это не согласен, то иди один и ищи свой собственный клад.
Большой Джо не умел самостоятельно расходовать свою энергию.
– Я пойду с тобой, Пилон, – сказал он. – А без клада я обойдусь.
Когда они вошли в лес, наступила ночь. Их ноги ступали по ковру из опавшей хвои. И Пилон понял, что ночь эта совершенна. Небо подернулось туманной дымкой, и лунный свет между деревьями колыхался, как легкая газовая ткань. Исчезла четкость форм, которую мы привыкли отождествлять с реальностью. Стволы сосен казались не черными деревянными колоннами, а мягкими полупрозрачными тенями. В неверном свете смутные пятна кустов непрерывно меняли свои очертания. В такую ночь привидения могли смело разгуливать по земле, не страшась людского неверия, ибо это была колдовская ночь и ее чарам не поддался бы лишь самый тупой и нечувствительный человек.
