– Ну так оставь собак здесь, и мы о них позаботимся. А привести их в церковь было бы кощунством.
До чего же трезво пили они в этот вечер! Прошло три часа, прежде чем они хотя бы спели непристойную песню. А когда их мысли обратились к женщинам легкого поведения, стояла уже глубокая ночь. Когда же на ум им пришла драка, они уже совсем засыпали, и драки не получилось. Этот вечер отмечен в книге их жизни большим белым крестом.
Утро воскресенья было заполнено бурными приготовлениями. Они умыли Пирата, придирчиво заглядывая ему в ноздри и за уши. Большой Джо, закутавшись в одеяло, смотрел, как Пират облачается в его синие саржевые брюки. Пилон достал шляпу своего отца. Они убедили Пирата не надевать усаженного самоцветами пояса поверх пиджака и показали ему, что если пиджак не застегивать, то будет видно, как сверкают драгоценные камни. Больше всего хлопот доставили башмаки. Только башмаки Большого Джо пришлись бы Пирату впору, но они были хуже даже его собственных башмаков, в которых он прорезал дырки, чтобы они не давили на мозоли. А сквозь эти дырки были видны пальцы. В конце концов Пилон вышел из положения с помощью горсточки сажи. После того как ее хорошо втерли в кожу, дырок почти совсем не стало видно.
Наконец Пират был готов: лихо сдвинутая на затылок шляпа, принадлежавшая отцу Пилона, рубаха Дэнни, штаны Большого Джо, огромный платок вокруг шеи и время от времени – вспышки драгоценных камней на поясе. Он прохаживался взад и вперед перед своими друзьями, а они придирчиво его осматривали.
– Не волочи ног, Пират.
– Выше поднимай пятки.
– Перестань теребить платок.
– Те, кто тебя увидит, подумают, что ты не привык носить приличную одежду.
Наконец Пират повернулся к своим друзьям.
– Можно, собаки пойдут со мной? – жалобно сказал он. – Я им скажу, чтобы в церковь они не заходили.
Но друзья были неумолимы.
– Нет, – сказал Дэнни. – Вдруг они все-таки туда заберутся? Мы посторожим их тут.
– Им это не понравится, – тоскливо сказал Пират. – Им будет грустно. – Он повернулся к собакам, сидевшим в своем углу. – Вы останетесь здесь, – сказал он. – Вам вредно ходить в церковь. Побудьте с моими друзьями, пока я не вернусь.
Тут он поспешно вышел и закрыл за собой дверь. Немедленно в доме раздался оглушительный лай и вой. Только глубокая вера в непогрешимость его друзей помешала Пирату вернуться.
Шагая по улице, он чувствовал, что без своих собак стал нагим и беззащитным. Словно его лишили зрения или слуха. Ему было страшно идти по улице одному. Кто угодно мог напасть на него. И все-таки он храбро прошел по городу до церкви Сан-Карлос.
Служба еще не начиналась, и двери были открыты настежь. Пират омочил пальцы в мраморной чаше со святой водой, перекрестился, преклонил колени перед Святой Девой, вошел в церковь, поклонился алтарю и сел. Внутри было довольно темно, но на высоком аналое пылали свечи. И в приделах перед статуями святых тоже мерцали огоньки свечек, поставленных прихожанами. Сладко пахло старым ладаном.
Сперва Пират смотрел на алтарь, но он был слишком величествен, слишком свят, чтобы о нем можно было долго думать, слишком недоступен для бедняка. Его глаза искали чего-нибудь потеплее, чего-нибудь не столь пугающего. И вдруг он увидел перед статуей святого Франциска красивый, совсем золотой подсвечник, а в нем – высокую зажженную свечу. Пират взволнованно вздохнул. И хотя церковь наполнилась людьми, хотя двери закрылись, служба началась, и Пират делал все, что положено, он ни на минуту не мог отвести взгляда от своего святого и от подсвечника. Подсвечник был такой красивый. Невозможно было поверить, что это он, Пират, подарил его. Он всматривался в лицо святого, стараясь угадать, понравился ли святому Франциску этот подсвечник. И он был уверен, что статуя иногда чуть-чуть улыбается, как улыбаются те, кто думает о чем-нибудь приятном.
Наконец началась проповедь.
– Наша церковь приобрела новое прекрасное украшение, – сказал отец Рамон. – Один из детей ее пожертвовал золотой подсвечник во славу святого Франциска.
Тут он рассказал о больной собаке, и нарочно рассказывал очень сухо. Он оглядывал своих прихожан, пока не заметил, что они начали улыбаться.
– В этом нет ничего смешного, – сказал он тогда. – Святой Франциск так любил животных, что даже проповедовал им.
Тут отец Рамон рассказал о злом волке из Губбио, и о диких голубках, и о сестрах-жаворонках. Пират смотрел на него и удивлялся тому, что слышал.
Внезапно у входа послышалась какая-то возня. Раздался яростный лай и царапанье. Дверь распахнулась, и в церковь ворвались Пушок и Рудольф, Энрике, Пахарито и Сеньор Алек Томпсон. Они повели носами и, пихая и толкая друг друга, кинулись к Пирату. Они прыгнули на него, тявкая и радостно повизгивая. Они накатились на него как волна.
Священник умолк и строго повернулся в их сторону. Пират беспомощно бросил на него взгляд, полный смертельной муки. Значит, все оказалось напрасно и кощунство свершилось.
Тут отец Рамон засмеялся, а за ним засмеялась и его паства.
– Уведи собак, – сказал священник. – Пусть подождут снаружи, пока мы кончим.
Пират смущенно и виновато выпроводил собак из церкви.
– Это нехорошо, – сказал он им. – Я сержусь на вас. Мне стыдно за вас.
Собаки прижимались к земле и жалобно повизгивали.
– Я знаю, что вы сделали, – сказал Пират. – Вы покусали моих друзей, вы разбили окно и вот прибежали сюда. Теперь сидите тут и ждите, грешные собаки, собаки-богохульники.
Он оставил их, полных горя и раскаяния, и вернулся в церковь. Прихожане, все еще смеясь, поворачивали головы и смотрели на него, и, добравшись до своего места, он сжался, стараясь стать совсем незаметным.
– Не огорчайся, – сказал отец Рамон. – Не грешно снискать любовь своих собак и не грешно любить их. Послушай, как любил святой Франциск зверей и птиц. – И он рассказал про доброго святого еще несколько историй.
Пират перестал смущаться. Губы его зашевелились.
«Ах, – подумал он, – если бы собаки могли слышать отца Рамона. Им было бы приятно узнать все это!»
Когда проповедь кончилась, в его ушах по-прежнему звучали рассказы священника. Он машинально крестился и преклонял колени, но не слышал службы. Как только она кончилась, он кинулся к двери и первым вышел из церкви. Собаки подошли к нему, все еще грустные и пристыженные.
– Пошли! – крикнул он. – Я хочу вам что-то рассказать!
Он побежал вверх по склону к сосновому лесу, а собаки бежали рядом, прыгая и резвясь. Когда Пират наконец добрался до опушки, он не замедлил шага и остановился только на узкой прогалине между соснами, где ветви смыкались над головой, а стволы вздымались рядами, словно колонны. Несколько секунд он растерянно смотрел по сторонам.
– Я хочу, чтобы все было совсем так же, – сказал он. – Вот если бы вы были там и слышали, как говорил отец Рамон! – Он положил один камень на другой. – Вот это статуя, – объяснил он собакам и воткнул в землю прутик. – А прямо вот тут – подсвечник со свечой.
