– Что касается печати, – сказал Э-дю-Ка, – то мы хоть знаем, что она не слишком толстая.
Он оттолкнулся обеими ногами, прихватив с собой бур. Долетев до потолка, прижал острый конец шланга к герметику и включил устройство. Жак ожидал… он и сам не знал, чего: жужжания, свечения, чего-то. Но конец просто углубился в субстанцию. Утянул за собой где-то метр шланга. Потом остановился.
– Я попробую через скалу, – сказал Луон и, вскарабкавшись по другой стене пещеры, прижал шланг к камню. На этот раз шума было больше – как будто включилась кофемолка. Рабочий конец медленно погрузился в скалу, а вслед за ним исчез метр шланга, потом два, потом три. И тоже остановился.
Давиде выбрал третье место на скале, и его машина утащила за собой меньше двух метров шланга. Трое мужчин переместили свои машины к разным частям стены пещеры и приложили буры к камню.
– Мы не можем как-то… забыл слово… – сказал Марит, явно расстроенный тем, что ему не достался один из буров. – Разведать?
– Разведать? – повторил Луон.
– Вы собираетесь просто бурить? Это же всё вслепую. А если в том направлении, в котором вы будете рыть, льда не окажется?
– Тогда, – сказал Луон, – мы выберем другое направление. Мы будем бурить, пока не найдём то, что ищем.
И он включил свою машину.
Звук был не очень громким, но раздражающим, и от него негде было спрятаться. Луон, Э-дю-Ка и Давиде крушили скалу широкими взмахами и круговыми движениями. Первые двое держались на месте, зацепившись ногами за противоположную стену, а Давиде упёрся пятками в край потолка. Но дело продвигалось медленно, и оставшиеся четверо узников могли только наблюдать.
Синтез-ячейка отдавала тепло по крупицам, и, хотя сам воздух от этого не нагревался, Мо, Марит и Жак пристроились рядом, а Гордий постарался подобраться настолько близко, насколько позволяли его внушительные размеры.
– Почему синтез-ячейка работает еле-еле? – заинтересовался Мо. – У неё хватит энергии, чтобы взорвать весь астероид в пыль. Ну если высвободить всё разом. Почему же у неё такой низкий температурный максимум?
– Сам-то ты как думаешь? – проворчал Марит. – Они садисты. Мелкие бюрократишки-садисты.
– Я думаю, – встрял Жак, сделав ударение на первом слове и продолжив монотонным голосом: – Что существует более рациональное объяснение. Сейчас холодно, и ещё какое-то время будет так же. Но придёт время, когда нашей самой большой проблемой станет сброс лишнего тепла.
– Хлебало захлопни, Бегунок, – сказал Марит. Жак отвернулся, пряча улыбку.
«Ррр, ррр, ррр», – пели буры.
– Я пить хочу, – вдруг сказал Гордий. – Неужели гонгси лопнула бы, оставив нам пару сотен литров чистой воды? Ну вот неужели? Разве это так уж сильно увеличило бы их драгоценную смету?
Он всё продолжал болтать. Он был из тех людей, подумал Жак, которым сложно наедине с самим собой.
Тёмно-серые стены сходились перевернутой буквой «V». Воздух был переполнен частицами пыли и кусочками камня. Запах кордита тревожил ноздри Жака. До чего же ужасная вонь!
– Это бы лишь отдалило неизбежное, – сказал Жак. – Вряд ли они сумели бы обеспечить нас водой на все одиннадцать лет. Нам всё равно пришлось бы добывать её самим. Лучше уж начать сейчас.
– Но… – начал Гордий, прижимая кулаки к своему внушительному животу, и замолчал.
– Ты как будто их защищаешь, – заметил Мо. – Не очень-то умно с твоей стороны.
– Я повторю ещё раз, Бегунок, – проговорил Марит. – И больше никаких предупреждений. Захлопни хлебало.
Жак взглянул на него, хитро прищурившись. Но больше ничего не сказал.
– Одиннадцать лет, – сказал Гордий. – Мы и года не протянем. Мы умрём от жажды через неделю. В этих камнях нет льда. Должен быть какой-то закон. Пускай Lex Ulanova обязывает гонгси следить за своими тюремными астероидами, чтобы… – Он затих.
Воцарилось унылое молчание. Жак следил за тремя бурильщиками. Давиде был самым агрессивным, он всё время напрягал мышцы, отчаянно вдавливая бур в породу. Жак спросил себя, имело ли это хоть какой-то смысл: машина, скорее всего, могла переработать определенное количество материи, вне зависимости от того, давили ею на скалу или просто прикладывали к скале. Но Давиде был нетерпелив. Всё в нём свидетельствовало именно об этом. Ему придётся совладать со своим нетерпением, подумал Жак, или долго он тут не протянет. Луон работал методичнее, передвигая бур по неширокой дуге, медленно вырезая круг диаметром в метр. Э-дю-Ка театрально размахивал своей машиной туда-сюда, выпиливая полку. Нужна была немалая мышечная сила, чтобы перемещать бур – невесомый, но всё-таки массивный – наподобие челнока. Интересно, подумал Жак, когда же он вымотается? Время от времени Э-дю-Ка и Луон останавливались, осматривая плоды своего труда и проверяя машины. Давиде не останавливался.
Время шло. Они не могли его измерить – ни у кого из них больше не работали бИты. Жак позволил себе неторопливо погрузиться в воспоминания о школьных днях. Как же предки справлялись с этой задачей, как они измеряли течение времени? (Он чуть было не задумался о том, как это делали пещерные жители. Но подобная мысль, с учётом обстоятельств, была бы злой шуткой.) Водяные часы. Маятник. И то и другое зависело от гравитации. Какие часы работали бы в среде, лишенной тяготения? Солнечные. Но солнечного света здесь тоже не было.
Это не имело значения. Время не имело значения. Только стремление выжить.
Давиде потел, несмотря на яростный холод.
Жак следил за тем, как частички пыли медленномедленно скользят по красивым, соразмерным траекториям, плавно опускаясь к заборному отверстию скруббера. Гордий заметил, куда он смотрит, и сказал:
– Я знаю, о чём ты думаешь.
– Правда?
– Ты думаешь – что, если в скруббере испортится элемент питания? – Жак вообще-то об этом не думал, но возражать не стал. – Ну вот, – продолжил Гордий. – Я тоже размышлял на эту тему. Без скруббера мы все очень быстро задохнёмся. Но, видишь ли, если такое случится, мы можем подключить его к синтез-ячейке. – Он изрёк это с умным видом, как будто от сказанного был толк. Жак вернулся к созерцанию узоров из парящей пыли.
Время шло. В какой-то момент Давиде прекратил бурить.
– Пусть кто-то другой поработает, – прохрипел он. – Мне надо отдохнуть.
– Ты переусердствовал с машиной, – заметил Луон под аккомпанемент своего бура. – Надо бы как-то полегче.
– Два с половиной часа в день, – огрызнулся Давиде. – Минимум – минимум. Не сдюжишь – мышц у тебя не останется. Будешь как наш Бегунок. – Он кивком указал на Жака. Потом оттолкнулся и медленно перелетел туда, где были спрятаны галеты.
Луон достаточно быстро заметил, что он собирается делать, и выключил бур.
– Погоди!
– Или я возьму галету, – объявил Давиде, – или кусок твоего мяса с кровью, Луон.