– У тебя? – воскликнула она с коротким смешком, хотя от слова «тебя» прошел мороз по коже и зашевелились волоски на задней стороне шеи.
Он улыбнулся.
– Стеклянный Яго, – сказал он. – Яго, Джейго, Жак – знаю-знаю. Я убивал, да. – Она внимательно прислушивалась к каждому слову, но его голос звучал так же ровно, как и всегда. – Такова одна из прискорбных истин, описывающих мою натуру, – я мастер убивать людей. Но мне не доставляет удовольствия причинять им боль. Убийство – чистое дело, а пытки – грязь: грязи я не выношу. Убийство – завершение, прекращение. Но причинение боли – омерзительное раскрытие, развёртывание – иногда в буквальном смысле. Это для меня… богохульство. – Он устремил на неё пристальный взгляд. – Я это говорю не для того, чтобы тебе понравиться. Я тот, кто я есть.
– A равняется A, – сказала она. – Тебе ведь тоже без разницы, что я думаю.
– Нет, что ты! – возразил он. – Отнюдь. Я не хочу, чтобы ты начала меня избегать.
– Конечно, не хочешь, – кивнула она, – Ты же напичкан лучшим КРФ из всего, что МОГмочки в состоянии себе позволить.
– Я никогда не принимал ни одну из разновидностей КРФ. Твои родители мне абсолютно доверяют, и не без причины. Все другие слуги, разумеется, под дозой, но давать мне эти препараты было бы ошибкой. Тебе нужна моя инициативность и, хм, мои особые качества.
– Ого.
– Вот-вот, A равняется A, – сказал он. – Да, я убивал людей, но старался делать это чисто. Я не горжусь тем, что делаю, потому что гордость – оборотная сторона чувства вины, а подобная эмоциональная матрица чужда моей природе. – Он сложил ладони в жесте намасте
[41]
.– Никто – я хочу сказать, никто из людей, знающих о том, кто я на самом деле, – не наймёт меня ради пыток. Мак-Оли допрашивали обычные следователи. И они его не поняли. Он был… удивительным человеком. Итак, его напичкали окси, как делали всегда, – и не подействовало. Они решили: боль и страх смерти сделают его разговорчивым – ведь каждый рано или поздно ломается, как ни крути. Они пытали его, он держался. Его подвергли вакуумной пытке, и, вместо того чтобы держаться и дальше, Мак-Оли выпустил весь воздух из лёгких. Я думаю, он пел.
– Пел?
– Пел гимн-псалом во славу Господа, во всю силу своих лёгких, в вакууме, где звуки не слышны. Пел беззвучный псалом во весь голос. Они не поняли. Допрашиваемые обычно так себя не ведут. Наверное, это была адская боль. Как будто дьявол собственной персоной засунул ледяные лапы ему в трахею и стал рвать лёгкие на части. – Яго покачал головой и скрестил руки. – Но у него была сила воли. К тому моменту, когда они поняли, что происходит, и втащили его назад, у него уже на две трети умер мозг.
– И тайна вместе с ним?
– О, тут пора вернуться к Мкоко. Видишь ли, очень похоже на то, что Мак-Оли загрузил детали своего изобретения на инфочип и спрятал его на трупе Мкоко перед погребением в космосе.
– Почему?
Губы Яго сложились в маленькое «о», он покачал головой:
– У него были причины, видимо.
– Значит, мы можем узнать эту тайну, если найдём труп?
– Именно.
– И тайна – БСС?
– Как я уже сказал, нам неизвестны детали и тонкости, специфика и прочее. Мы не знаем, как Мак-Оли решил проблемы, стоявшие у него на пути. Но да. Его изобретение было прототипом нового двигателя для космического корабля. Для перемещения быстрее скорости света.
– Так это правда, – сказала Диа, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. – Удивительно. Я хочу сказать, если это действительно правда. Но ведь это не может быть правдой, да?
– Почему?
– Разве существует способ перемещения быстрее света?
– Мак-Оли его нашел.
– Так ведь это чудесная новость! – воскликнула Диана. Её сердце ускорило своё биение. А ускоряться – значит оживать. – Это же… невероятная новость!
– Чудесная, – тусклым голосом повторил Яго. – Нет-нет, я так не думаю.
– Ты не думаешь, что она чудесная?
– Я бы сказал, она приводит меня в ужас.
– Но ведь это билет в бескрайнюю Вселенную! Мы сорвем с Солнечной системы крышку! Целая прорва народу теперь сможет полететь к звёздам! Они избавятся от Улановых, сорвутся с поводка. Ужас? Как раз наоборот – это начало новой золотой эпохи!
Яго подался к ней.
– То есть ты в восторге, – заметил он.
– Ещё бы! Я ведь понятия не имела, что БСС всё-таки возможно! Это свобода! Это абсолютная свобода!
– Это смерть, – произнес Яго.
Снегопад снаружи прекратился. На подоконнике снаружи дремала белая змея, а пустой двор как будто смягчился, одевшись в белое.
– О, не говори ерунды! – воскликнула она. – Смерть – это остаться. В долгосрочной перспективе нас ожидает застой и гибель! – Она помедлила. – Мак-Оли должен был поделиться своим изобретением с кем-то. Он ничего не сказал следователям, это я понимаю. Но друзьям? Коллегам?
– Нет, – сказал Яго. – Тебе следует учесть, что Мак-Оли был гением. Он был безумен и одержим религией, но это скорее подстёгивало его изобретательский талант, чем наоборот. Один мой друг как-то сказал, что Мак-Оли был умнейшим человеком со времён Ньютона. Я думаю, это правда.
– Итак, он придумал эту удивительную штуку. Изобрёл ключ, который отпирает темницу человечества. И потом предпочёл умереть, лишь бы никому об этом не рассказывать?
– Как мне кажется, когда ему в голову пришла эта идея, он должен был почувствовать эйфорию. Может, он и впрямь мечтал о блестящем будущем для человечества, которое расселится по всем звёздным системам в космосе – как ты сама говорила. Крышку долой и всё такое. Может, это поддерживало его в духовном смысле, пока он прорабатывал детали. Но очень скоро он передумал. Он решил, что, если о его работе узнают, случится катастрофа. И уничтожил данные.
– Но почему? – спросила Диана.
– Вообще-то он уничтожил не все копии. И, честно говоря, этот вопрос поинтереснее. Почему он так поступил? Он стёр все следы, кроме одного – кроме инфочипа, который прикрепил к телу своего друга Мкоко и выбросил в космос. Я предполагаю, – продолжил Яго, – что он решил поиграть с судьбой. Господь, в которого он верил, должен был стать последним судией в том, обнаружат ли труп или нет. Может, он не смог заставить себя уничтожить то, что явно было его величайшим достижением. То, о чём человечество мечтало веками. У него хватило гордыни, чтобы оставить одну копию в целости.
– Нет, – сказала Диана. – Мой вопрос всё-таки важнее. Почему он лишил человечество такого подарка?
