Убитую звали Ин-Илиа. При жизни она была модным критиком, пишущим исключительно для дорогих, толстых, глянцевых журналов. Что такое «модный критик», Ре-Ранкар узнал, пообщавшись с сотрудниками изданий, в которых публиковалась Ин-Илиа.
– У нее был несомненный талант, – сообщили ему в первой редакции. – И при этом чутье на скандалы.
– Дерьмо она могла унюхать за сотню километров, – сказали в другой. – А перо у нее действительно было бойким.
– У нее не было определенной специализации, – уточнили в третьей редакции. – Она могла писать об всем: о театре и литературе, о моде и кулинарии, о собачьих выставках и конкурсах флористов.
– Как ей это удавалось? – добавили в четвертой редакции. – Да очень просто! Она не вникала в суть того, о чем собиралась писать. Ей это было ни к чему. Потому что она умела вычленить главное. И у нее не было никаких моральных принципов. Вы понимаете? НИ-КА-КИХ!
– Она знала, как больнее ударить, – объяснили в пятой. – У нее не было ни капли сострадания. Я даже подумать боюсь, сколько судеб она разрушила своей безжалостной и зачастую совершенно необоснованной критикой.
– Почему мы публиковали ее статьи? – искренне недоумевали сотрудники шестой редакции. – Да потому что они нравились читателям! Если бы мы печатали серьезные аналитические работы, объективно рассматривающие все достоинства и недостатки того или иного произведения, мы бы в скором времени потеряли всех своих подписчиков! Читателю нужен скандал. Он визжит от восторга, когда у него на глазах кого-то грубо хватают за волосы и окунают в чан с грязью. У Ин-Илии это получалась бесподобно. Для нее не существовало авторитетов. Любое, самое гениальное произведение она могла разодрать в клочья.
Любили ли ее? Нет – она была стервой, каких поискать. Она не могла разговаривать на отвлеченные темы – ей непременно нужно было кого-нибудь язвить. Знакомого, незнакомого, по поводу или без – не имело значения. С ней невозможно было находиться в одном помещении более двух минут. После этого хотелось либо уйти, громко хлопнув дверью, либо влепить ей звонкую пощечину и выставить за порог. У таких людей в принципе не может быть друзей. Были ли у нее враги? Еще бы! Число судеб, изломанных и растоптанных ее безжалостными статьями, должно быть, перевалило за сотню. Зачем перечислять имена – возьмите подборку ее статей. Все, к чему бы ни прикасалась Ин-Илиа, обращалось в прах… Мог ли кто-то из них убить Ин-Илию? Трудно сказать. Но все они, несомненно, желали ей смерти.
Полную библиографию Ин-Илии составляли сто семьдесят две статьи и триста восемьдесят две короткие рецензии. Чтобы составить впечатление о стиле и методе работы «модного критика» Ре-Ранкару оказалось достаточно прочитать три из них. Статьи действительно были написаны бойко и живым языком, но при этом не вызывали ничего, кроме омерзения. Ин-Илиа легко, не утруждая себя доказательствами, объявляла творцов бездарями и плагиаторами. Вместо серьезных доводов, она апеллировала к мнению читателей. Любимыми ее фразами были: «этого не увидит только слепой», «даже дураку понятно», «ну, кто же этого не знает». Естественно, читатели не хотели чувствовать себя дураками, а потому легко соглашались со всей той околесицей, что несла Ин-Илиа.
Составив список всех, кто был упомянут в статьях Ин-Илии, Ре-Ранкар первым делом проверил, не проходил ли кто-нибудь из них лечения в психиатрической клинике. Таких оказалось больше, чем он ожидал, – двадцать один человек. С них Ре-Ранкар и начал проверку – психиатрическая лечебница могла оказаться тем звеном, которое связало бы смерти Ин-Илии и Ни-Нартора.
Трое из составленного Ре-Ранкаром короткого списка, как выяснилось, уже умерли. Двое, узнав о смерти Ин-Илии, разразились истерическим хохотом. Четверо вежливо поблагодарили Ре-Ранкара за приятную новость. Остальные выразили сожаление, что кто-то их опередил. Сожаления были вполне искренними, однако ни один из признавшихся в этом не показался Ре-Ранкару похожим на убийцу. К тому же семеро из них жили в других городах и не покидали их в день убийства. Те же, что проживали в Рен-Гатаре, имели твердое алиби.
В конце недели, которую Ре-Ранкар посвятил знакомству с критическими опусами Ин-Илии и ее жертвами, произошло третье убийство. Схема была та же, что и в двух предыдущих случаях. Не прибегая к взлому, убийца поздно вечером проник в дом, влил в бокал с вином своей жертвы нескаин, когда анестетик подействовал, пустил в дело обоюдоострый нож и удалился, ничего не тронув в доме. Но оставил на стене круг, нарисованный черным угольным карандашом, в котором на этот раз были замазаны три из шести секторов. И – все. Никаких следов. Ни отпечатков пальцев, совпадающих с найденными в домах предыдущих жертв, ни звуков борьбы, которые могли бы услышать соседи. «Чистое» убийство.
Третьей жертвой явно метящего в серийные убийцы стал некто Ти-Ташан. Профессиональный комик, не добившийся на этом поприще больших успехов, он выступал исключительно в клубах и небольших ресторанчиках, развлекая жующую и пьющую публику. Еще будучи начинающим артистом, Ти-Ташан, как многие до и после него, пытался заручиться поддержкой профессионального импресарио. В разное время два признанных специалиста в области шоу-бизнеса пробовали работать с ним, но спустя несколько месяцев отказались от дальнейшего сотрудничества. В беседе с Ре-Ранкаром первый назвал Ти-Ташана неудачником, второй – полной бездарностью. В последнем Ре-Ранкар убедился сам, посмотрев несколько записей выступлений Ти-Ташана из его богатой домашней коллекции.
Бармен из ресторанчика «Уголок», в котором нередко выступал Ти-Ташан, рассказал старшему дознавателю, что, в отличие от импресарио, сам артист считал себя гением, до поры до времени непризнанным. А потому старался запечатлеть едва ли не каждый миг своей жизни, полагая, что, когда он достигнет вершин успеха, все отснятые пленки окажутся востребованы и обернутся звонкой монетой. У Ти-Ташана не было ни близких родственников, ни друзей. Вся его жизнь была работой. Если он не выступал, то готовил новые номера. Или бегал по ресторанам и клубам, договариваясь о выступлениях. Хозяева подобных заведений, а также бармены, официантки и вышибалы – вот та публика, с которой в основном общался Ти-Ташан. Как ни странно, все они очень хорошо о нем отзывались. Да, талантом Ти-Ташан не блистал, но при этом был милым, спокойным и отзывчивым человеком. По мнению тех, кто его знал, основным критерием высоких моральных качеств Ти-Ташана служило то, что у него всегда можно было перехватить в долг десятку. Он никогда и никому не отказывал, даже если это была его последняя десятка. Да, шоу-бизнес – жестокий бизнес. Здесь каждый готов конкуренту глотку перегрызть. Но у Ти-Ташана конкурентов не было. Почему? Да потому что он занимал нишу, на которую никто бы больше не позарился. Он пытался веселить людей, которые пришли для того, чтобы поесть. Если кто и хлопал ему, так только пьяные. Но он и эти аплодисменты принимал с гордостью. Кто мог желать ему смерти? Да никто! У Ти-Ташана не было ни врагов, ни завистников, ни даже обычных недоброжелателей. Такой уж он был человек – не от мира сего. Хотел добиться известности и славы, но понятия не имел, что для этого требуется. Вернее, у него были какие-то свои представления об универсальной формуле успеха, то ли с потолка схваченные, то ли из пальца высосанные. По мнению тех, кто его знал, Ти-Ташан не жил, а будто парил над жизнью. Именно поэтому и смерть его ни у кого не вызвала каких-то особых эмоций. Был человек – и не стало. Ну, что ж, такое тоже случается. Особенно с теми, кто живет не как все.
