— Ты-то конечно в порядке, — заверил его Абилат. — Мне бы даже в голову не пришло усомниться. Проблемы у сэра Макса.
— Правда? — переполошился Нумминорих. И адресовал мне сочувственный взгляд.
Иногда он всё-таки удивительно доверчив.
— Да, — кивнул Абилат. — Час назад сэр Макс прислал мне зов и сказал, что у него нервы. И сердце. И ещё какие-то удивительные внутренние органы; лично я предпочитаю не вникать. И весь этот набор у него болит. И будет болеть, пока он не удостоверится, что твоё здоровье не пострадало от давешнего происшествия на улице Мрачных Дверей. Не знаю толком, что там у вас случилось, но ты мне расскажешь. Пошли.
Нумминорих не стал пререкаться и последовал за ним в кабинет Джуффина, где безраздельно царствовал Куруш, поутру изгнавший нас бестактными рассуждениями о том, что люди, озабоченные дурацкими проблемами, бывают чрезвычайно утомительны. Оставалось надеяться, что за это время буривух успел соскучиться по человеческому обществу, и Абилату будет оказан более тёплый приём.
Я сидел с кружкой свежей камры, очередной кувшин которой только что влетел в наше окно по мановению руки дежурного повара «Обжоры Бунбы», и думал: надо же, как бывает! Всё-таки оно само исправилось. Магия вернулась на улицу Мрачных Дверей, не дожидаясь моего вмешательства. Задолго до того, как я понял, с чего вообще начинать. Мир сам себя починил!
Или не сам? Просто леди Рани поняла, что со мной каши не сваришь, и взялась за работу? Или позвала на помощь Джуффина, который, как внезапно выяснилось, ещё и это умеет? Я бы, честно говоря, не очень удивился.
Или Тёмная Сторона всё-таки сумела исполнить моё пожелание, просто не сразу, как обычно, а только через пару часов? Ну вот такое трудное дело оказалось, почему нет.
Или на самом деле ещё ничего не?..
Бывают такие гадские мысли, за которые я бы сам себе голову откусил. Без колебаний.
Дырку в небе над моей неоткушенной головой, ну почему я не могу просто обрадоваться счастливому завершению дурацкого дела об исчезновении магии с нескольких городских улиц? А мучительно ищу, где тут может крыться подвох.
— Ты только знаешь что, — сказал я счастливому Мелифаро, восседающему в центре стола. — Ты патрулирование города пока не отменяй. Потому что у меня нервы. И сердце.
— Да-да-да, и ещё какая-то непознаваемая фигня, я слышал. У меня, можешь вообразить, тоже. И весь этот смятенный ливер желает хотя бы раз в полчаса получать доклад, что улиц, где невозможно колдовать, в городе по-прежнему не обнаружено. Трикки меня конечно проклянёт, но невелика беда. Я знаю одного торговца на Сумеречном Рынке, у него очень неплохие охранные амулеты. Могу вас свести, пригодится. Потому что тебя Трикки тоже непременно проклянёт, по моим расчётам, ближе к ночи. Когда решительно потребует снять патрулирование и вернуть ему сотрудников, и тут я ловко сошлюсь на твой самодурский приказ. Ты, главное, если что, подтверди. Ладно?
— Не вопрос, — улыбнулся я. — Приятно обнаружить, что не один я такой тревожный придурок.
— Я третий, — твёрдо сказал Кофа. — Патрули следует оставить как минимум до возвращения Джуффина, а дальше пусть он решает. Хотя лично я буду голосовать за то, чтобы они контролировали город до конца года. А лучше — вообще всегда. До скончания времён. Даже не припомню истории, которая нравилась бы мне меньше, чем эта.
— Патрули патрулями, но надо задействовать газетчиков, — встрепенулась примолкшая было Кекки. — Пусть обязательно напишут, что случилось. По крайней мере, если оно вдруг повторится, люди не так испугаются. И будут знать, куда обращаться с жалобой. Чуть что, бегом к нам!
— Разумно, — согласился Кофа. — Займись этим, пожалуйста.
А я внезапно понял, что не могу больше ждать, пока Абилат осмотрит Нумминориха. И вот так спокойно и деловито обсуждать наши действия в том случае, если магия снова уйдёт с какой-нибудь улицы, я тоже пока не могу. Потом смогу, конечно. Скажем, через час — полтора, если проведу это время с толком. Например, прогуляюсь по городу и в очередной раз увижу, какой он у нас красивый. Слишком красивый для по-настоящему страшных происшествий. Какие-нибудь мелочи вроде позавчерашней кражи формочек для пирожных из «Розового Буривуха» — предел возможного зла.
Я и правда до смешного падок на внешние эффекты. А значит, прогулка непременно поможет. Осталось только себя на неё отвести.
— Пойду пройдусь, — сказал я. — У меня на улице Мрачных Дверей казённое кресло осталось. Попробую унести его оттуда в пригоршне. Если получится, продам на Сумеречном рынке и загуляю на радостях. Считайте меня дополнительным патрулём.
* * *
«Просто больше не давайте ему нюхать эту дрянь, — сказал Абилат. — И всё будет хорошо».
Его зов застал меня на набережной Хурона, в том её месте, которое горожане зовут «Причалом Утопленников». Никакого причала уже давно нет, но память о дюжине малолетних послушников Ордена Водяной Вороны, утопленных здесь больше сотни лет назад по личному приказу Нуфлина Мони Маха, до сих пор свежа. Не то чтобы погибшие детишки пользовались всеобщей симпатией — мало кого жители Ехо так дружно боялись и ненавидели, как адептов Ордена Водяной Вороны, всех без разбора, включая совсем несмышлёных младенцев. Однако послушники были убиты вопреки официальному обещанию щадить несовершеннолетних, а такое вероломство у нас не прощают никому. И никогда не забывают, потому что помнить — это зачастую единственный способ не прощать.
В общем, я сидел на Причале Утопленников, болтал ногами над водой и вертел головой, поочерёдно любуясь то величественными очертаниями Королевской тюрьмы, то ничуть не менее величественными очертаниями замка Рулх. И слушал Абилата. И пытался убедить себя, что тревога в его голосе мне только мерещится. Потому что Безмолвная Речь обычно не передаёт эмоций собеседника, а я — великий мастер придумывать то, чего нет.
«В целом, беспокоиться не о чем, — говорил Абилат. — Физически Нумминорих здоров, если не считать некоторых симптомов, характерных для людей, недавно переживших большую потерю. Если бы он не рассказал мне, как ходил нюхать особняк Кауни Мары, я бы решил, что у него недавно умер кто-то из близких. Хвала Магистрам, что это не так».
«Потерю, говоришь? — переспросил я. — Похоже на то. Судя по тому, каким я его застал в том подвале, парень потерял смысл жизни. Страшно было смотреть».
«Если я правильно понимаю, он утратил даже больше, чем смысл. Всего себя, — сказал Абилат. — А потом обрёл снова. Это бесценный опыт. Но очень тяжёлый даже для человека с крепкой психикой. И в ближайшее время его лучше не повторять».
«Да вообще не вопрос. Этот грешный опыт захочешь не повторишь, магия-то уже вернулась, я лично проверил. И здесь, и на том участке Тёмной Стороны, которое соответствует улице Мрачных Дверей, хотя страшно было туда идти — передать не могу. Ну, ты знаешь, для меня самое трудное — поверить, что всё действительно хорошо… Слушай, а что мне теперь с Нумминорихом делать? Отпустить отдыхать?»
