— Что получится?! Точнее, что не получится?
— Ну-у…
— Тьери, не тяни, говори!
— Я ж бумагу подписывал про мужской интерес…
— И?!
— А в Храме у алтаря целоваться надо!
— Ты что, совсем идиот?
— Вот я и говорю, что не могу, потому что бумагу…
— Точно, кретин! — фыркнул буравящий меня глазками Кабан. — Велю тебе целовать Сейсиль, когда это требуется!
— Когда требуется?
— Да. При надобности целуй, не обращая внимания на бумагу.
— Но это у меня всё равно не мужской интерес…
— Плевать я хотел на твои интересы, болван! Раз надо — целуй! Пшёл вон, и чтоб до завтра я тебя не видел! Вчера одна мне устроила истерику, что целоваться с кучером-извращенцем не хочет, теперь второй с тем же самым! Сговорились вы, что ли? Только попробуйте не поцеловаться!
Попятилась к двери, пряча ухмылку.
Нет, мы не сговаривались, оно само…
И это — лишь начало.
Правда, я так и не поняла, зачем после этого разговора Кабан приставил ко мне двух сабельников, которые таскались по пятам, шла я на кухню или к коням… Неужто боится, что сбегу в последний момент или в мыслях о мужском интересе сигану с крыши?
Кстати, свою комнату я убрала заблаговременно, не оставив ни одной личной вещи, ни единого намёка на то, кто я есть. Даже деньги из нательного пояса, кроме трёх золотых, вернула тёте. Сам пояс мне пока нужен, а вот от лишних улик следует избавиться. Печь в конюшне, рядом с которой сушили бинты и попоны, в этом добром деле мне в помощь.
Ырнесу говорить о том, что венчаюсь, я не стала. Хватит с меня зависти Мерзьена, который вчера совершенно сознательно и намеренно опрокинул мне на руку чернильницу. И если пальцы я кое-как оттёрла, то ногти было никак не отмыть. Придётся надеть белые лайковые перчатки. Впрочем, оно и к лучшему — руки в таких кажутся крупнее.
* * *
Храмы — места не от мира сего. Сумрак, пронизанный цветными столбами — голубыми, золотистыми, шафрановыми, — идущего из поднебесья света, кажется загадочным и прекрасным. Колонны, своды, глядящие с них Девы-Заступницы — всё тут отрицает обыденность, пугает и одновременно возносит, заставляя забыть о мирской суете.
Храм близ Римесского моста не отличался от собратьев. Войдя — за спиной по-прежнему маячили сабельники — заозиралась. Была смутная надежда, что тётя Анель может быть где-то здесь. Да, вон на скамье сидит леди под тёмно-синей вуалью со сборником гимнов в руках. Это же она?
Леди, заметив меня, чуть заметно кивнула.
Уф, сразу на душе легче стало. А то всё же я нервничала и чувствовала себя расстроенной. Не такой представляла я свою свадьбу — в сапогах на два размера больше ног, с замотанной по подбородок мужским платком шеей и в тёмно-фиолетовом бархатном камзоле. Красиво, конечно… если забыть, что я леди, а не лорд. К тому же вчера мне приспичило вымыть голову, а сушиться, кроме как всё у той же печки, было негде. В результате сегодня я была лохматее обычного. Кабан, замечу, не возражал. Понимаю: этому, чем сильнее я смахиваю на чучело, тем милее — больше уверенности в светлом будущем с прекрасной леди Сейсиль. Ну-ну…
— Что встал? Топай к алтарю и жди, — послышалось желчное из-за спины.
— Слушаюсь, ваша светлость!
— И чтоб никаких фокусов!
О! О главном фокусе он и не подозревает…
Фей, с каскадом сияющих локонов, в платье цвета слоновой кости с длинным шлейфом, появился тогда, когда храмовник уже успел заскучать, а мы с сабельниками притомились топтаться с ноги на ногу на алом ковре у алтаря.
Очерченный светом силуэт в открытых дверях Храма возник как видение, сошедшее с небес. Ух ты! Он и вправду парень? Вроде да… Но я бы смотрелась бледнее.
Кабан оживился настолько, что предложил вельможную длань, дабы проводить фея к алтарю. Светлая грёза под невесомой вуалью благосклонно кивнула и, протянув ручку в кружевной перчатке, поплыла в заданном направлении, то есть к нам. Священник с сомнением покосился на меня, очевидно, достойной парой этой небесной красавице лохматый недоросль не казался. Сабельники вытаращились на фея, один, забыв, где находится, вообще присвистнул, выражая восторг.
Фей невозмутимо застыл рядом со мной.
— Мы собрались здесь, чтобы связать судьбы… — начал храмовник.
— Отец, зовите нас брачующимися, — нежным голосом перебил фей. — В моём роду говорить «жених» и «невеста» — считается дурной приметой.
Храмовник запнулся. Посмотрел на фея, вздохнул…
— Мы собрались здесь, чтобы связать пред лицом Небесного Владыки нерушимыми узами эту пару. Перед вами двое прекрасных юных брачующихся — Тьери Эл’Сиран и Сейсиль Эл’Винсерт. Если кто-то знает причины, по которым данная пара не может вступить в освящённый небесами союз, пусть назовёт их сейчас или же хранит молчание до гроба!
И замолчал.
Сердце ухнуло в пятки… Вдруг кто-то знает мой секрет? Или секрет Сейсиля? И сейчас ка-ак выдаст!
Но было тихо.
Храмовник, подождав ещё минуту или две, продолжил:
— Прежде чем задать главный вопрос, напомню вам об обязанностях супругов пред лицом Небесного Владыки и людьми. Вы должны…
Ох, неужто мы нарвались на любителя поговорить? Я ж сейчас, даром что по статусу парень, в обморок от волнения шлёпнусь! В глазах уже всё плывёт… Или послушать и насладиться? Всё же моя свадьба, другой не светит.
Да, выбираю позитив!
— Тьери Эл’Сиран, будешь ли ты чтить и любить свою Небесным Владыкой данную половину, оставаться с ней в горе и радости, в болезни и здравии?
Что, уже? Ух ты, как Кабан меня взглядом сверлит!
— Да, обещаю.
— Сейсиль Эл’Винсерт, будешь ли…
— Да, клянусь! — не дожидаясь конца тирады, возвестил фей.
— Объявляю вас мужем и женой. Поцелуйтесь перед лицом Владыки Небесного, что станет залогом счастливого супружества!
Ну, наверное, особо усердствовать не стоит. И вообще неудобно — хоть у моих сапог и каблуки, а Сейсиль, наоборот, без них, всё равно смотреться будем весело. Так что сейчас — из разумных соображений и чтобы не спугнуть преждевременно Кабана — изобразим состыковку двух селёдок.
Фей всё же успел шепнуть мне: «Люблю!» — разом подняв настроение.
— Свидетели, желающие расписаться в храмовой книге, подойдите!
Ну, что первым могут быть сами Длани, я предполагала. Но того, что случится дальше, не ждала. От одной из колонн в глубине Храма отделилась тёмная фигура и направилась к нам.
Кабан не ждал тоже… Во всяком случае, после казуса с коноплёй я его таким — с открытым ртом, растерянным и злым — не видела ни разу.