Джинни легла, закрыла глаза и стала ждать. Ничего не происходило, только гром сотрясал землю и молнии раз за разом на миг высвечивали чернобелый мир.
А потом, так плавно и мягко, что она не успела понять, что все уже началось, прошлое настигло ее. Вокруг Джинни стояли все кельды, сколько их было до нее: мама, бабушки, их матери — и так далее, в глубь веков, вплоть до тех дней, когда еще не было ни одной кельды, чтобы помнить. Вокруг Джинни распахнулась их общая память — ее носили и передавали из рук в руки много поколений, местами она потерлась и затуманилась, но возраст ее был возрастом гор.
Само по себе это не было секретом для Фиглей. Но только кельды знали подлинное таинствие: река памяти на самом деле не река. Это море.
Все кельды, что еще не появились на свет, однажды станут частью общей памяти. Придет ночь, и каждая из них ляжет возле своего котла, чтобы на несколько минут влиться в вечное море. И если прислушаться к воспоминаниям нерожденных кельд об их прошлом, можно вспомнить свое будущее…
Чтобы расслышать их тихие голоса, нужны навык и умение, а Джинни пока не хватало опыта, но что-то разобрать удалось.
И в тот миг, когда молния опять сделала мир черно-белым, она резко, как подброшенная, села на полу пещеры.
— Роевник сыскнул ее! — прошептала Джинни. — Ой-еи, пропащая ее головушка!
Когда Тиффани проснулась, коврик на полу был насквозь мокрым от дождя. В окно сочился жидкий солнечный свет.
Она встала и закрыла окно. Несколько листьев успело залететь в комнату.
Ну ладно…
Это был не сон. Точно не сон. Что-то… странное случилось с ней. Кончики пальцев покалывало. Тиффани чувствовала себя какой-то другой. Но, прислушавшись к себе, поняла, что это новое состояние ей нравится. Да, все хорошо. Ночью ей было до ужаса плохо, а сейчас… она полна жизни!
Нет, она просто счастлива. Она больше не станет плыть по течению. Она начнет сама распоряжаться своей жизнью! Старый призыв «Проснись и пой!» проснулся и запел в ее сердце.
Зеленое платье промокло, и по-хорошему надо было бы его постирать. В комоде лежало старое, голубое платье, но Тиффани чувствовала, что для сегодняшнего дня оно почему-то не подходит. Придется обойтись зеленым, пока она не обзаведется новым платьем.
Она начала обуваться, но замерла и уставилась на свои старые башмаки. Нет, они тоже не годятся. Тиффани достала из чемодана новые, блестящие, и надела их.
Тетушку Вровень она нашла в саду — обе ее половины, все еще в ночных рубашках, печально подбирали разбросанные по земле останки ловца снов и опавшие яблоки. Даже некоторые садовые скульптуры были разбиты вдребезги, однако гипсовые гномы с их безумными ухмылками, к несчастью, уцелели.
Тетушка Вровень откинула волосы, упавшие на один из ее лбов, и сказала:
— Очень, очень странная история. Все обереги как будто взорвались. И даже все дыряво-памятные камни разрядились. Ты ночью ничего не заметила?
— Нет, тетушка Вровень, — промямлила Тиффани.
— И все старые путанки в мастерской разнесло в клочья! Надо же, они ведь были просто украшениями, в них и силы-то почти не осталось. Это что должно было случиться…
Обе половины тетушки уставились на Тиффани. Сама тетушка, должно быть, полагала, что смотрит пытливо и с хитрецой, но выглядело это так, словно у нее не все дома.
— Мне кажется, в этой буре была капелька магии. Надеюсь, вы с девочками ничего… не начудили вчера?
— Нет, тетушка Вровень. По-моему, они вообще не слишком умные.
— Я почему спрашиваю — видишь ли, Освальд исчез. Он крайне чувствителен к магическому напряжению в атмосфере.
Тиффани не сразу поняла, о чем она говорит. А когда поняла, то воскликнула:
— Но он ведь никогда никуда не уходил!
— Да, на моей памяти — ни разу! — подтвердила тетушка.
— А вы пробовали положить ложку в отделение для ножей?
— Пробовала! Ни шороха, ни стука.
— А бросить огрызок яблока? Освальд всегда…
— Это я первым делом попробовала!
— А соль с сахаром?
Тетушка задумалась.
— Нет, не пыталась. — Она вдруг просияла. — Он это просто обожает, ни за что не сможет удержаться и объявится, правда?
Тиффани нашла большой мешочек сахара и еще один — соли и высыпала оба в миску. А потом как следует перемешала мелкие белые кристаллы.
Она изобрела эту уловку, чтобы Освальду было чем заняться, пока они с тетушкой готовят еду. И до сих пор уловка отлично работала. Освальд мог с наслаждением раскладывать крупинки соли и сахара по мешкам до самого вечера. Но теперь смесь лежала в миске, будто никакого Освальда и в помине не было.
— Ох… Ладно, я пойду посмотрю во всех комнатах, — огорченно сказала тетушка Вровень.
Как будто это поможет отыскать невидимое существо!
— А ты сходи проведай коз, хорошо? — попросила она. — А потом мы вместе попытаемся вспомнить, как стирать белье.
Тиффани выпустила коз из сарая. Обычно Черная Мэг сразу же запрыгивала на помост для дойки и выжидательно косилась на Тиффани, словно хвасталась: «А я придумала новую подлость!»
Но сегодня все было иначе. Когда Тиффани открыла дверь сарая, козы стояли, сбившись в кучку, в самом дальнем и темном углу. Они тряслись от страха, тяжело дышали, раздувая ноздри, а когда Тиффани подошла ближе, кинулись врассыпную. Она сумела-таки ухватить Черную Мэг за ошейник и поволокла наружу, к помосту для дойки. Коза упиралась и вырывалась. На помост она поднялась только потому, что иначе ей оторвало бы голову. Там Мэг остановилась, но продолжала пыхтеть и блеять.
Тиффани сердито уставилась на козу. Она чувствовала внутри какой-то беспокойный зуд, словно кости чесались. Хотелось… сделать что-то значительное, залезть на самую высокую гору, подпрыгнуть до неба, обежать весь мир по кругу. И она подумала: «Ну что за глупость! Каждый мой день начинается с состязания: чья воля сильнее, моя или этой скотины?»
Ладно, пора показать ей, кто здесь главный…
Тиффани взяла метлу, которой подметали сарай для дойки. Козьи глаза-щелочки распахнулись от страха, и — БАЦ!
Метла ударила по помосту. Тиффани промахнулась не нарочно. Она хотела врезать козе от всей души, как злобная тварь того заслуживала, но ручка метлы будто по собственной воле дернулась в ее руке.
Тиффани снова занесла метлу, но поняла, что в этом уже нет необходимости: Мэг правильно поняла ее взгляд и удар по помосту и вся съежилась.
— Хватит с меня твоих игр! — прикрикнула Тиффани.
Коза стояла неподвижно, как деревянная. Тиффани подоила ее, отнесла ведро в молочню, записала на грифельной доске у двери, сколько вышло молока, и перелила молоко в большую лохань.
