— Принцесса, — снова пришел ему на выручку гоннагл.
— Ах-ха, эта прынцесса лежит тут в бесчувствиях, потому что на нее накиднулись чучундры…
— Злые гоблины, — поправил Билли.
— Точнякс, голбины, и ей совсем худо, и мож, ты нас научнешь, как бы так ей сподмогнуть…
— Пока не притыгдымит на белом коняге, обмотанном простынями, прекрасный принц и не разбудит ее волшебенным поцелуем, — добавил Билли.
Явор с несчастным видом посмотрел на него, потом на тетушку, пребывающую в изумлении и задумчивости.
— Ах-ха, вот это самое, что мой дружищ Билли щас сказанул, — выдавил он.
Тетушка Вровень попыталась сосредоточить на нем взгляд.
— Какие-то вы уж слишком уродливые для фей, — заметила она.
Явор в отчаянии пустился сочинять на ходу:
— Те фейки, к которым ты привыкши, они все по милюсеньким цветикам порхают. А мы больше по крапивам, вьюнам, львиному заду да чертополоху. Ведь не токо красивистым цветикам фейки нужны, мерзявым тоже надыть, а то нечестно. Дыкс ты не могла б всеж-таки подмогнуть этой прынцессе, пока чучундры…
— Злые гоблины, — влез Билли.
— …Ах-ха, пока гоблины не возвренулись взад?
Тяжело дыша от волнения, он следил за лицом старой ведьмы. Похоже, мысли в ее голове понемногу зашевелились.
— Пульс учащенный? — невнятно спросила тетушка Вровень. — Ты говоришь, ее кожа холодная и в поту? Дыхание частое? Похоже на шок. Согрейте ее. Подложите что-нибудь под ноги, чтобы они лежали чуть выше, чем голова. Попробуйте устранить… причину… — Она вдруг умолкла и бессильно уронила голову на грудь.
Явор повернулся к Билли:
— Коняга в простынах? Хде набрал этой разбредовины?
— У Долгого озера был грамаздый дом, и я подслушивал из мышьей норки, как верзуны своим детям сказки читают, — сказал Ой-как-мал Билли Мордаст. — А однажды прокрался и заглянул в книжину позырить картинксы. И там были верзуны со щитами и на конягах, обмотанных цветными простынями, урыцари называются…
— Ладныть, хоть и разбредовина, а сработала, — перебил Явор Заядло.
Он посмотрел на Тиффани. Поскольку она лежала, он доставал ей макушкой аж до подбородка. Он словно расхаживал возле небольшого холма.
— Раскудрыть, не могу зырить нашую мал-мал каргу такой разникакой, — покачал головой Явор. — А ну кыкс тягаем сюды это одеядло с кловати! И усуньте поддуху ей под ноги!
— Э-э, Явор… — осторожно окликнул Туп Вулли.
— Нды? — Явор пристально смотрел на лежащую без чувств Тиффани.
— А кыкс мы пролезнем ей в балду? Путевод нужон.
— Ах-ха, Вулли, и я бум-бум, как мы все спровернем, потому что я свою балду для кумексанья запользовал! — сказал Явор. — Я ж часто нашую мал-мал грамазду каргу зырил, ах-ха? От то-то. Пробрякульку вишь?
Он протянул руку вверх. Серебряная лошадь лежала на груди Тиффани среди амулетов и темного блеска украшений.
— Ы? — не понял Вулли.
— Эт’ подарокс баронского сынка, — сказал Явор. — И она побрякульку не вышвыркснула. Разнарядилась вся, вродь-как отбрыкс тьмы, но что-то не дало ей коняжку бросить. И в ее балде она тож есть. Этая коняжка для нее важная. Надыть токо нафраннить на нее вертикамень
[16]
, и коняжка отнеснет нас прям к нашеей карге.
Туп Вулли поскреб в затылке:
— Но она ж вродь на того сынка баронского пырилась тыке, будтыть он куча верзунская. Бывалоча, она топс-топс, а он мимо тыгдымит, так она нос вверхи задерет и вродь-как не узыривает верзунчика этого. Один раз аж пять и двадесят минутов ждала, чтоб не узырить его в упоры.
— Ах, мущщине нипочем ни бум-бум, что у красавки в балде творится, — с высоты своего опыта пояснил Явор. — Коняжка нас выведет!
Из книги «волшебные создания и как избежать ветречи с ними» г-жи Констатанции Тик
Никто в точности не знает, как Нак-мак-Фигли перемещаются из одного мира в другой. Те, кто видел, как они это делают, рассказывают, что со стороны это выглядит так: Фигль чуть откидывается назад, вытягивает одну ногу далеко вперед, водит ступней из стороны в сторону — и исчезает. Они называют это «зобный шаг». Единственное пояснение, которого удалось добиться по этому поводу, звучало примерно так: «Тута главное — лодышку прально завернуть». Судя по всему, Нак-мак-Фигли способны волшебным образом перемещаться между любыми мирами, но не в пределах одного мира. Аля этого, утверждают они, у них есть ноги.
В черном небе висело солнце, только-только перевалившее за полдень. Солнце сияло, как жарким летним днем, заливая светом землю внизу, но небо было черным, как ночь, и беззвездным.
Так выглядел внутренний мир Тиффани.
Фигли огляделись по сторонам. Похоже, они стояли на холмах, округлых и зеленых.
— Она грит земле, что земля такое. Земля грит ей, кто она такая, — прошептал Ой-как-мал Билли Мордаст. — У ней и правда с головы не идет душа этой земли.
— Ах-ха, оно так, — согласился Явор Заядло. — От токо хде вся живность — бураны, птахсы?
— А мож, они… мож, они драпс-драпс с перепуг? — высказался Туп Вулли.
И правда, вокруг не было никаких признаков жизни. Неподвижность и тишина царили тут. Хотя Тиффани, для которой всегда было очень важно подобрать точное слово, сказала бы, что тут царило безмолвие. Безмолвие — не то же самое, что тишина. Это то, что можно услышать в полночь в большом соборе.
— Ладныть, ребя, — шепотом проговорил Явор Заядло. — Мы ни бум-бум, на че тута можно натыкнуться, так что крадемся на цыпках, как мыхи, ясно? Надыть сыскнуть мал-мал грамазду каргу.
Маленькие воины кивнули и двинулись вперед неслышно, как привидения.
Идти приходилось чуть в гору, впереди виднелись какие-то пригорки. Фигли настороженно подошли ближе, каждое мгновение ожидая нападения. Но ничего не произошло, и воины беспрепятственно вскарабкались на два небольших вытянутых кургана, пересекавшихся крестом.
— Верзунская работа, — заметил Грамазд Иан, когда они очутились наверху. — Прям как встарь, Явор.
Тишина впитала его слова без остатка.
— Мы ж в самой глуби балды нашеей мал-мал карги, — ответил Явор, нервно оглядываясь. — Почем знать, хто это навалял.
— Не по нутру мне оно, Явор, — сказал один из воинов. — Слишком уж тишно.
— Ах-ха, Чуть-в-уме Джорджи, слишком оно…
— Ты мое со-о-олнце, ты мое…
— Туп Вулли! — зарычал Явор, не оглядываясь на брата и по-прежнему осматривая странный мир вокруг.
