— Твой маленький друг сбежал, — сказал он. — Ну, выходи! Выходи же! Что нас бояться? Мы — это ты. А ты ведь не хочешь быть как все — бессловесные животные, глупые короли, жадные волшебники. Вместе мы…
Явор Заядло вернулся, а с ним и… ну, в общем, все.
— Ты не могешь помереть, — заорал он, — зато мы могем сделать так, чтоб ты пожалел об этом!
И Фигли ринулись в драку.
Фигли маленькие, а их противники, как правило, значительно больше, и это дает пикетам преимущество. Маленького и быстрого врага трудно достать. Роитель вихрем вился по траве, рыча и вопя, постоянно меняя облик. Мечи пикетов отскакивали от чешуи, лбы бились о клыки — чтобы отразить каждый удар, он катался по земле, превращаясь в тех, кем был когда-то. Но Фиглей нелегко убить. Если Фигля отшвырнуть — он как ни в чем не бывало снова бросается в бой, если на него наступить — он вскакивает, а от клыков и когтей они с легкостью уворачиваются. Они дрались…
И тут земля задрожала так внезапно, что даже роитель не устоял на ногах. Пастушья кибитка заскрипела и стала погружаться в дерн, который расступился вокруг нее, словно сделался вдруг мягким, как масло. Деревья задрожали и стали валиться друг на друга, как если бы кто-то подрубил их корни глубоко в земле.
А сама земля… поднималась.
Скатившись со ставшего вдруг слишком крутым склона, Фигли уставились на холмы, вздымающиеся к самому небу. И с каждым мгновением становилось все яснее, чем они были на самом деле.
На фоне темного неба воздвиглись гигантская голова, плечи, грудь… Фигура, лежавшая под зеленеющими лугами, фигура, чьи руки и ноги образовывали холмы и долины, приняла сидячее положение. Она двигалась с тектонической медлительностью гигантской каменной толщи, миллионы тонн холмов трещали и смещались вокруг. То, что казалось двумя вытянутыми курганами, оказалось скрещенными на груди руками, и теперь эти руки распрямились.
Огромная пятерня, каждый палец которой был больше дома, протянулась вниз и подхватила роителя.
Где-то далеко-далеко раздались три глухих удара. Похоже, звук доносился не из этого мира. Фигли, столпившиеся на холме, который на самом деле был коленом сидящей девочки, не обратили на него внимания.
— Она говорит земле, что она такое, а земля говорит ей, кто она такая, — произнес Ой-как-мал Билли, обливаясь слезами. — Я не смогу сложить об этом песню! Мне не хватит уменья!
— Эт’ мал-мал грамаздой карге снится, что она — холмы, или холмам снится, что они — мал-мал грамазда карга?* — спросил Туп Вулли.
— Оба враз, мож, — предположил Явор Заядло.
Исполинская рука сжалась в кулак и вздрогнула.
— Но роевника ведь не убить! — сказал Туп Вулли.
— Ах-ха, но вышвыркснуть все ж можно, — сказал Явор Заядло. — Там снаружи мал-мал грамаздый мир. На месте роевника я б рванул когтей куды подальше и к нашеей карге уж не совался!
Снова раздались три удара, на сей раз громче.
— Кажися, — продолжал Явор, — пора нам драпс-драпс.
Кто-то с силой стучал в дверь тетушки Вровень.
Тук. Тук. Тук.
Глава 9
ДУША И СЕРДЦЕ
Тиффани открыла глаза, вспомнила и подумала: это мне приснилось или было на самом деле?
А следующей ее мыслью было: а как я могу быть уверена, что я — это я? А что, если я — не я, а мне кажется, что я? Откуда мне знать, я — это я или не я? И кто та я, которая задается этим вопросом? Это я или не я сейчас все это думаю? А вдруг не я?
— Я ни бум-бум, — раздался голос у нее над ухом. — Это из этих, вопросов с приподвывихом, ах-ха?
Это был Туп Вулли. Он сидел на ее подушке.
Тиффани прищурилась. Она лежала на кровати в доме тетушки Вровень. Перед глазами у нее было зеленое покрывало. Покрывало. Зеленое. Не луга, не пастбища на склонах. Но если смотреть вдоль собственного тела, выглядело очень похоже на холмы.
— Я что, говорила вслух? — спросила она.
— Ах-ха!
— Э-э… значит, все было на самом деле, да?
— Ах-ха, — жизнерадостно подтвердил Туп Вулли. — Грамазда карга весь времь была тута, токо вот-вот утопала. Сказанула, мож, ты ишшо и не чудищем очнешься.
Еще несколько утерянных осколков воспоминаний вернулись к Тиффани и вонзились в ее память, как раскаленные докрасна камни вонзаются в поверхность мирной планеты.
— Вы целы?
— Ах-ха, — кивнул Туп Вулли.
— А тетушка Вровень?
Этот осколок был как пылающая гора, от которой в панике бежали миллионы динозавров. Тиффани в ужасе зажала рот руками.
— Я убила ее! — выдохнула она.
— Нае, ты вовсе…
— Убила! Я видела, как эти мысли проносятся у меня в голове! Я так разозлилась на нее! И взмахнула рукой вот так… — десяток Нак-мак-Фиглей поспешно пригнулись от греха подальше, — и она взорвалась! От нее ничего не осталось! Это я сделала! Я помню!
— Ах-ха, но грамазда всекарга грит, он твоей балдой дум-дум, чтобы… — принялся объяснять Туп Вулли.
— Я все помню! Это я сделала, вот этой самой рукой! — Фигли, которые успели поднять головы, снова быстро пригнулись. — И… все эти воспоминания… Я помню, как из пыли получились звезды… и еще… жар… кровь… вкус крови… Я помню… Я помню, как делала «Меня видно!». О нет! Да я же его, можно сказать, пригласила! Я убила тетушку Вровень!
Перед глазами у нее смыкалась тьма, в ушах звенело. Тиффани услышала, как открылась дверь и чьи-то руки подхватили ее — легко, как пушинку. Кто-то перебросил ее через плечо, быстро спустился вниз, вышел с ней в залитый утренним солнцем сад и рывком опустил на землю.
— И… все мы… Я убила ее… Взять один тигель серебра… — бормотала Тиффани.
Чья-то ладонь больно ударила ее по щеке. Сквозь туман внутреннего хаоса Тиффани проступил высокий темный силуэт, воздвигшийся прямо перед ней. В руку ей с силой сунули ведро для дойки.
— Иди доить коз, Тиффани! Быстрее, Тиффани, ты что, не слышала? Животные ждут тебя, они верят, ты о них позаботишься! Тиффани доит коз. Ну же, Тиффани! Руки знают, что делать, а там и ум вспомнит и окрепнет, Тиффани!
Ее силком заставили сесть на табурет. Перед глазами все еще клубилась дымка, но сквозь нее Тиффани разглядела съежившуюся от страха… Черную… Черную Мэг.
Руки знали, что делать. Они поставили ведро, схватились за вымя, а когда Мэг подняла ногу, чтобы сыграть свою любимую шутку «Копыто в молоке», перехватили ее и аккуратно поставили на помост.
Тиффани работала медленно, голова ее полнилась горячим туманом, и оставалось только позволить рукам делать их работу. Наполнить ведро, вылить ведро, покормить подоенную козу, одну, другую…
Обижулити Хлопстел был весьма удивлен, обнаружив, что его руки дергают козу за вымя. Он оставил животное в покое.
