Тиффани вдруг поняла, что ждет, затаив дыхание. У нее был жуткий день, а ночь еще хуже, но слова, которые рано или поздно должны были сорваться с губ тетушки, казались намного страшнее.
— Ах да, надо бы перемолвиться словечком с молодой Шустрити в Крутом Утесище, а там, возможно, окажется, что и с ее мамой поговорить не помешает. И я уже сложила в корзинку несколько свертков, которые нужно отнести разным людям, там написано, что кому. Вот, кажется, и все… Ох нет, вот ведь голова садовая, чуть не забыла! Еще надо зайти к господину Заткачику!
Тиффани перевела дыхание. Хотя совсем этого не хотела. Она бы скорее согласилась вообще не дышать, чем отправиться на встречу с господином Заткачиком и увидеть пустую шкатулку.
— Тиффани, ты уверена, что… вполне владеешь собой? — спросила тетушка Вровень, и Тиффани ухватилась за этот предлог, как утопающий за соломинку.
— Ну, я чувствую себя немного… — начала она, но госпожа Ветровоск ее перебила:
— С ней все хорошо, тетушка, это просто эхо пока гуляет. Роитель покинул этот дом, уж поверь мне.
— Правда? — все сомневалась тетушка. — Не хочу показаться невежливой, но почему вы так уверены?
Старая ведьма молча показала на стол.
Крупинки рассыпанного сахара одна за другой катились по столешнице и запрыгивали в сахарницу.
Тетушка Вровень в восторге всплеснула руками.
— О, Освальд, — проговорила она, улыбаясь от уха до уха. — Ты вернулся!
Тетушка Вровень и, возможно, Освальд, смотрели, как Тиффани и госпожа Ветровоск вышли за ворота.
— За нее не волнуйся, твои человечки не дадут ей заскучать, — сказала старая ведьма, когда они двинулись по лесной тропинке. — Знаешь, а ведь жизнь в полумертвом виде, возможно, пойдет тетушке Вровень на пользу.
Тиффани покоробило.
— Как вы можете! Это жестоко, так говорить!
— Когда люди увидят, как она заставляет вещи летать по воздуху, они станут больше ее уважать. Уважение людей — это наш хлеб. Если у тебя нет уважения, у тебя нет ничего. А нашу тетушку Вровень не очень-то уважали.
Это была правда. Люди относились к тетушке без особого почтения. Они просто радовались ей, особенно не задумываясь об этом, и только. Госпожа Ветровоск была права, но Тиффани было больно признавать это.
— Но тогда почему вы с мисс Тик послали меня именно к ней? — спросила она.
— Потому что тетушка Вровень любит людей, — ответила ведьма, шагая вперед. — Ей не все равно, что с ними будет. Даже если это люди глупые, жадные, выжившие из ума. Матери с выводком сопливых ребятишек и без капли здравого смысла. Ленивые, глупые люди, которые обращаются с ней словно с прислугой. И вот это, скажу тебе, я и. называю настоящей магией — видеть все это, постоянно с этим сталкиваться и продолжать делать свое дело. Сидеть ночь напролет у постели какого-нибудь несчастного старика, чьи часы сочтены, и уменьшать его страдания, забирая столько боли, сколько сможешь. Утешать его, делать все, чтобы ему было не так страшно, провожать его в последний путь. А потом обмыть и вынести тело, подготовить его к погребению и еще помочь рыдающей вдове снять и выстирать простыни — а это, скажу тебе, дело не для слабых духом. И просидеть следующую ночь возле гроба, потом прийти домой, передохнуть минутку и услышать, как какой-нибудь грубиян колотит в твою дверь. Он очень зол, потому что его жена рожает в первый раз и роды трудные, а повитуха не знает, как ей помочь. И ты встаешь, собираешь в котомку все необходимое и идешь. Мы все так делаем, каждая на свой лад, и тетушка Вровень, положа руку на сердце, справляется лучше меня. Вот это и есть душа, и сердце, и стержень ведьмовского ремесла, это и не что иное. Душа и сердце. — Госпожа Ветровоск вскинула в воздух кулак, вбивая в пространство каждое слово. — Душа… и… сердце.
Слова отдались эхом во внезапно притихшем лесу. Даже кузнечики в траве у тропки перестали стрекотать.
— А Летиция Увёртка, — голос старой ведьмы превратился в рык, — Летиция Увёртка рассказывает своим ученицам о космическом равновесии, звездах, кругах, цветах и волшебных палочках… Баловство, одно только баловство! — Она презрительно фыркнула. — О, конечно, все эти финтифлюшки очень неплохо служат украшением, на них приятно отдохнуть глазу, пока ты трудишься, и впечатление на людей они производят, но основа основ ремесла, основа основ — это помогать людям в самые трудные минуты. Даже тем, кто тебе не нравится. Со звездами всякий управится, ты с людьми попробуй…
Она умолкла. Только через несколько ударов сердца птицы решились запеть снова.
— По крайней мере, я так думаю, — добавила госпожа Ветровоск тоном человека, заподозрившего, что он, возможно, зашел самую малость дальше, чем собирался.
Не дождавшись ответа, она повернулась к Тиффани и обнаружила, что та остановилась посреди тропинки с до крайности несчастным видом.
— Девочка, с тобой все хорошо? — спросила старая ведьма.
— Это все я, — всхлипнула Тиффани. — Роитель и был я! Он не просто думал моей головой, он использовал мои собственные мысли! То, что нашел во мне! Эти жестокие слова, эти… — она сглотнула комок в горле, — эти гадости! Все это было мое… Это была я…
— Но не вся ты. Часть тебя закрылась в глубине, — резко перебила госпожа Ветровоск. — Не забывай.
— Да, но если… — выдавила Тиффани, мучительно пытаясь подобрать слова для того, что ее мучило.
— Спрятавшаяся частичка тебя была маленькая, но очень важная, — сказала ведьма. — Научиться чего-то не делать — так же трудно, как научиться делать. А может, и еще труднее. Поверь мне, в этом мире было бы куда больше лягушек, если бы я не умела не превращать в них людей. И розовых пузырей тоже было бы больше.
— Не надо об этом… — Тиффани передернуло.
— Вот за этим-то мы и ходим по округе, лечим людей и все такое, — продолжала госпожа Ветровоск. — Ну и за тем, чтобы людям было чуть полегче, конечно. Но главное — это помогает всегда оставаться в равновесии. Пока ты помогаешь людям, ты твердо знаешь, где в тебе главное, где твоя середина, твой центр. И так и стоишь в этой середине, как приклеенная, не колеблешься туда-сюда. Остаешься человеком и не пытаешься злобно хихикать. Твоей бабушке в этом помогали овцы — по мне, они такие же глупые, упрямые и неблагодарные создания, как и люди. Думаешь, ты прозрела и увидела в себе зло? Ха! Я повидала зло и могу сказать, ты и рядом с ним не стояла. А теперь, может быть, ты наконец перестанешь хныкать?
— Что?! — возмутилась Тиффани.
Госпожа Ветровоск рассмеялась, чем еще больше ее разозлила.
— Да, ты ведьма до мозга костей, — сказала она. — Ты расстроена, но внутри ты смотришь на себя, всю такую расстроенную, и думаешь: «Бедная я, бедная…» А еще глубже внутри ты злишься на меня за то, что я не стала тебя утешать: «Полно, деточка, перестань, все хорошо…» Лучше я буду обращаться к этому твоему Дальнему Умыслу, потому что мне нужно поговорить с девочкой, которая отправилась сражаться с Королевой эльфов, вооружившись одной лишь сковородкой, а не с нюней, которая упивается своим горем.
