– Постойте. – Куин заученным движением поскреб подбородок. – Вы утверждаете, что проводите исследования, о которых не можете говорить, для нанимателя, имени которого не знаете?
– Мы не обогащаем плутоний. А финансирование есть финансирование.
«Хотя, если наши результаты верны, с финансированием больше не будет никаких проблем. Многие проблемы будут навсегда сняты».
Прогнав эти мысли, Итан добавил:
– Я, откровенно говоря, не думаю, что это может иметь какое-то отношение к похищению Эйба.
– Итан, – сказала Вест, – я знаю, это свалилось на вас как снег на голову. Но я зарабатываю себе на хлеб, анализируя информацию, и она здесь угрожающая. Жизнь Каузена в опасности, и все, что вы можете сказать нам о вашей работе, поможет спасти его.
«Какой от этого вред? Пусть им будет известна цель работы, но это не значит, что они смогут повторить результаты. Даже тебе самому их не повторить. Только Эйб владеет всеми частями этого пазла… Постойте-ка».
– А почему ДАР? – вдруг спросил Итан.
– Прошу прощения? – не поняла Вест.
– Если его похитили, то почему этим занимается ДАР? Разве с такими вещами разбирается не ФБР?
– Мы с ними сотрудничаем. Он известная персона, и мы делаем все возможное, чтобы выяснить, что случилось.
– Но каким образом его работа может вам помочь? Эпигенетическая теория не скажет вам, кто проник в его дом. Не логичнее ли вам было поискать отпечатки пальцев, следы ДНК?
– Мы этим занимаемся, – сказал Куин. – Мы делаем все, что обычно показывают по телевизору. Но если вы хотите снова увидеть вашего друга, нам необходимо знать то, что знаете вы.
Итан смотрел на них, и его тревожное подозрение перерастало в уверенность.
– А ведь вы вовсе не занимаетесь поисками Эйба.
Ни один из агентов не моргнул, не вздрогнул. Но температура в комнате, казалось, упала.
– Агенты ДАР, значит? – улыбнулся Итан. – Вам нужны наши исследования.
– Итан…
– Доктор Парк, – отрезал он. – И вам пора уходить.
Агенты переглянулись.
– Вы знаете, что мы можем вызвать вас повесткой? – спросил Куин. – И вы будете по закону обязаны сообщить нам ту информацию, которой владеете.
– Если вы меня вызовете, я приду. С адвокатом. Но сейчас наш разговор окончен.
Он встал. Сердце его бешено колотилось. Отчасти он сам не мог поверить в то, что делает, но в глубине души был абсолютно уверен в своей правоте. Этим агентам наплевать на Эйба.
«Они знают, над чем ты работаешь. Не могут не знать. Возможно, они даже знают, что ты добился успеха. И это их пугает».
Итан подошел к двери и открыл ее. Мгновение спустя посетители встали.
– Хорошо, доктор Парк.
На веранде Куин повернулся, его дружелюбие исчезло, как и не бывало.
– И все же вам, возможно, будет интересно поразмыслить над тем, что я скажу, Итан. Все, с кем мы говорили, утверждают, что вы были его протеже. Да, возможно, он был гением, но он ничего не смог бы добиться без вас.
– И что?
– А то, что стены кабинета Эйба были забрызганы его кровью.
Куин проследил за движением руки Итана, которая опустилась по дверному косяку, и со значением посмотрел ему в глаза.
– Советую вам подумать: вы хотите, чтобы эти люди пришли и за вами? – Куин холодно улыбнулся и извлек из кармана визитку. – Позвоните мне, когда до вас дойдет, что вам грозит опасность.
Глава 7
День был паршивый, наполненный разочарованиями и пережженным кофе. Но стал лучше, когда Купер приземлился на четырнадцатом спутнике Сатурна.
– Энцелад, – сказал его сын, – это самое вероятное место в Солнечной системе, где может быть обнаружена жизнь. Там много воды, углерода и азота.
– Похоже, подходящее место, чтобы поискать там маленьких зеленых человечков.
– Да, – согласился Тодд. – Но сначала нам нужно закрепить стены «станции». Температура снаружи – минус триста градусов.
– Ничего себе! – воскликнул Купер, взял покрывало, повесил его на спинку стула и связал бахрому двух углов, чтобы держалось. – Тогда нам лучше не тратить времени даром. Специалист Кейт?
Он подал другой конец покрывала дочери, и она натянула его поперек гостиной. Вместе с Тоддом они подтащили диван – пусть будет стеной – и набросили покрывало сверху.
Сын, оглядев сооружение, недовольно скривил губы:
– Потолок нужно понадежнее.
– Понял, – сказал Купер, выбрался из-под провисающего покрывала и отправился на кухню, где принялся копаться в шкафу в поисках клейкой ленты.
Вернувшись, он, привстав на цыпочки, сделал петлю вокруг потолочного вентилятора, ухватился за середину покрывала, приподнял ее и обмотал лентой.
– Ну, как теперь, капитан? – спросил у Тодда.
– Класс!
Купер улыбнулся и залез внутрь. Свет проникал через покрывало сверху булавочными звездочками. Навес теперь находился на достаточной высоте, чтобы Купер мог сесть в центре, скрестив ноги, и наблюдать, как его дети продолжают строительство. Тодд действовал стратегически: установил вертикально, как стены, подушки, подтащил их к дивану, чтобы сузить проход. Кейт сосредоточилась на деталях: заделывала швы, аккуратно разглаживала складки. Наводила порядок. Это был ее конек.
«Конечно. Она ведь сверходаренная. Ее мир – это мир порядка и закономерностей».
При этой мысли его пробрала непроизвольная дрожь. Дочь была не просто анормальной, а мозганом первого уровня. Из четырех миллионов человек, ежегодно рождающихся в Америке, лишь около двух тысяч оказывались наделенными такими способностями. В соответствии с законом их забирали у родителей и отправляли в специальные правительственные школы. Академии были секретом Полишинеля – о них все знали, но предпочитали на эту тему не разговаривать. В конечном счете число анормальных первого уровня было невелико, и академии затрагивали лишь малое количество людей. Как концентрационные лагеря в Германии, или лагеря для интернированных после Перл-Харбора, или тюрьмы ЦРУ в Африке, академии были национальным злодеянием, на которое граждане легко закрывали глаза.
Купер побывал в одном из таких заведений. Он видел, как изолированы и унижены там дети, как учителя натравливают их друг на друга, как преподаватели заносят в специальные журналы их тайны, как подогревают их самые сильные страхи. Академии были чистой воды центрами по промыванию мозгов. Купер слушал, как директор Норридж спокойно объясняет процесс: «Мы главным образом берем переживания, формирующие отрицательный опыт, а такие переживания есть у всех детей, и выстраиваем их в соответствии с психологическими портретами и с гораздо более высокой частотой. С младых ногтей мы учим их, что они не могут доверять друг другу, что анормальные – слабые, жестокие и маленькие».