– Хватит. Вам пора уходить.
– Ваше племя, – Лу втянул воздух через зубы, – вы считаете себя такими умниками. Куда как лучше нас.
– Ну все, хватит, – попытался урезонить его Итан и положил руку ему на плечо. Лу резким движением сбросил ее.
– Это какое племя? – спросил Ранджит, голос которого тоже зазвенел. – Сверходаренные? Выходцы из Индии? Художники?
– Умник хитромордый. – Лу постучал книгой по груди Ранджита. – Такой крутой. – И снова стукнул его книгой.
– Повторяю: покиньте мой дом, – твердо сказал Ранджит.
– А то что? – Лу замахнулся еще раз.
– Лу… – строго произнес Джек.
Ранджит выхватил книгу из руки Лу:
– Убирайтесь из моего дома, – и толкнул его в грудь.
Для Лу это было неожиданностью. Он пошатнулся и, сделав шаг назад, наступил на игрушечный автомобиль. Тело по инерции продолжило движение, ноги взлетели вверх, руки закрутились – и Лу начал падать. Итан, замерев, наблюдал за происходящим. Его мозг прочертил линию падения Лу, которая пришлась прямо на стеклянный кофейный столик. Он подумал, что стоит как-то попытаться предотвратить падение, но дальше мысли дело не пошло.
Лу ударился спиной о столик, и тот разбился под его тяжестью. Осколки разнесло по полу, а Лу перелетел через столешницу, ударился о стеллаж и рухнул на ковер.
– О черт, простите… – сказал Ранджит.
Лу охнул, закашлялся, перекатился на бок. Стекло захрустело под ним, а он завел руку за спину…
И через мгновение в ней появился пистолет.
Пистолет был большой, хромированный, а державшая его рука – вся в пятнышках крови от десятков порезов. Ствол пистолета дрожал, но был нацелен в грудь Ранджита. Мир застыл в странной и жуткой немой сцене, которую Итан не мог завершить: Курт стоял с раскрытым ртом, Джек схватился за голову, а Лу, с пистолетом в правой руке, свернулся на полу калачиком, словно тренируя брюшной пресс.
– Ах ты гад! – сказал Лу.
Как это бывало нередко, Итан поймал себя на том, что смотрит на происходящее глазами ученого: перед ним разворачивалась классическая племенная схватка за доминирование, переходившая теперь от угроз к насилию. Красота эволюции отчасти состояла в том, что она была одновременно хаотичной и четкой. Хаотичной в том смысле, что зависела от неупорядоченности мутаций, миллиона фальстартов и тупиков, не управляемых рукой Творца. А четкой потому, что правила применялись с неизменной определенностью и грубой простотой, роды и виды проверяли, кто сильнее не на классной доске Господа, а на кровавом поле боя, которое называется жизнью, вот в подобных ситуациях…
Внезапно он понял, что палец Лу нажимает на спусковой крючок. Лу собирался пристрелить человека в ходе ссоры, в состоянии гнева, убить хозяина в его собственной гостиной, чьи маленькие дочери укладываются спать наверху.
Не дав себе времени задуматься об этом, Итан мигом встал перед Ранджитом.
Физически он переместился лишь на два шага, но его положение изменилось кардинально. Итан обнаружил, что на него направлен ствол пистолета. Прежде стволы смотрели на него с киноафиш или обложек триллеров, но в реальности это выглядело иначе.
Лу, прищурившись, уставился на него, крылья его носа взметнулись.
– Уйди.
Итан и рад был бы уйти, и вправду рад, но в ответ только покачал головой. Он боялся, что резкое или решительное движение может сломать хрупкую ситуацию – и тогда этот распалившийся человек совершит что-нибудь воистину глупое.
– Папа! – раздался крик из коридора.
На них смотрела хорошенькая девочка в штанишках в горошек и свитере с изображением дельфина. В ее больших испуганных глазах было что-то душещипательное.
– Детка, иди наверх, – сказал Ранджит. – Все в порядке. Мы просто разговаривали, и мистер Лу оступился.
– Он не разбился?
– Ничего страшного, малышка. Все в порядке.
Итан смотрел на темный идеальный круг пистолетного ствола, за которым было лицо – злое, испуганное, со смешанным выражением боли и стыда.
Лу опустил пистолет. Джек и Курт поспешили к нему, наклонились, чтобы помочь ему подняться. Он осторожно шевельнулся и застонал. На ковре захрустели осколки.
Итан открыл рот, чтобы извиниться, сказать, что все это глупость, случайность, но первым заговорил его друг Ранджит.
– Убирайтесь из моего дома, – произнес он, переводя взгляд с одного на другого и остановившись на Итане. Если он и был благодарен, то по его глазам этого не было видно. – Все вы. И больше ко мне не приходите. Никогда.
Либералы, интеллигенция и пресса считают, что победили. Совместными усилиями они свалили президента. А для этого им было достаточно выложить в Интернет видео. Что ж, браво.
Отрицаю ли я, что разрешил атаку на «Монокль»? Нет. Но для защиты страны с населением в триста миллионов человек приходится принимать трудные решения.
Убийство этих людей предосудительно с нравственной точки зрения… но я бы приказал провести эту операцию снова. Я обращаюсь к вам как американец, как патриот, как президент и говорю вам: действия, предпринятые тем вечером, позволили спасти много жизней.
Я грешен. Я совершал ужасные вещи, я приказывал другим людям делать это от моего имени. Я проливал кровь, и среди этой крови была и невинная.
Но когда я предстану перед Всемогущим Господом, я знаю, что Он взвесит мои деяния и будет судить меня по справедливости. Каждая жизнь, которую я был вынужден принести в жертву, позволила спасти тысячи.
Защита Америки – это работа не для слабонервных.
Я творил зло и продолжал бы сейчас делать все то же самое. Ради вас и ваших детей.
Да благословит вас Господь. И благословит Господь Соединенные Штаты Америки.
Бывший президент Генри Уокер.
Друзьям, пришедшим на банкет НОА
[29]
Глава 15
– Неплохо выглядишь, – сказал Купер. – Бывших правительственных агентов не бывает. Я думаю, ты сможешь неплохо зарабатывать охранником.
– Иди к черту. – Куин поправил куртку, которую они стащили полчаса назад из помещения службы безопасности университета. – Это дешевый галстук из полиэстера, да?
– Светоотражательная полоска вдоль боковины брючин прекрасно дополняет ансамбль.
– И еще раз: иди к черту.
Лифт резко остановился, двери со скрежетом открылись. Они вышли в бетонный вестибюль. На прилепленной к стене афише был снимок в профиль Джона Смита: подбородок поднят, глаза смотрят в будущее, цвета на афише красочные, плакатные – в таком виде он выглядел отчасти как политик, отчасти как рок-звезда.
