— Кати-и-и! — Мужчина сжал мои обнаженные плечи, когда я решила повернуться и посмотреть ему в лицо. Пришлось остаться стоять на месте, ожидая ответа. Он вскоре последовал, только не тот, на который я рассчитывала. — Мне тоже сложно воспринимать тебя как пациентку, так что стой спокойно и не мешай готовиться к ритуалу.
Хм, а вдруг этот его дар на обоих влияет? И теперь мы оба под заклинанием честности находимся? Я задумалась. Если у нас общие проблемы, может, стоит сменить обстановку?
— Это все из-за интерьера, — заявила уверенно. — В помещении, где вы больных осматриваете, наверное, воспринимали бы правильно.
— Отнес-с-сти тебя на стол? — почему-то прошипел он, расправляясь с застежкой на моей юбке… заметно резче, чем с корсетом и блузкой.
— На какой стол? А там удобно? — прерывисто вздохнув, спросила я и закусила губу, разволновавшись. Вообще-то я девочка приличная, да, в отличие от моей фантазии.
— Кати-и-и, — снова простонал лекарь, повторно схватив за плечи. — Катенька, Катюша, — прошептал, склонившись к шее, — а давай ты постоишь молча!
— Давайте, — охотно согласилась я, но тут же добавила: — Только у меня ноги от вашего дыхания подгибаются, как же я постою?
— Хорошо, садись, — как-то чересчур поспешно согласился Сигурд. — Только больше ни слова.
— Да пожалуйста, — обиделась я, позволяя ему усадить себя на диван. Юбка присоединилась к остальной одежде, и подозрительно серьезный господин Сальдозар, сняв с меня туфельки, принялся за полосатые чулки. — А знаете, — опять не выдержала я, — у меня, кажется, иммунитет к вашему дару выработался. — Он не ответил, только взглянул на меня, прищурившись, и опять занялся чулками. Я же продолжала болтать, потому что это придавало смелости, не позволяя сгореть от смущения. — И раздевать вам себя позволяю вовсе не из-за чар, а потому что вы ведь все равно не отстанете, а я очень боюсь за форму. — Он снова на меня посмотрел, внимательно так, а я со вздохом призналась: — Она такая красивая, атласная, с тонким кружевом. А вы совсем не умеете обращаться с женской одеждой! — Что-то неприятно скрипнуло, и, посмотрев вниз, я с грустью поняла, что моему чулку, зажатому в его пальцах, пришел конец. — Ну вот, я же говорила! — Из моей груди вырвался печальный вздох. А мужчина, едва слышно помянув чертей, опустил голову и прижался лбом к моему колену.
Неожиданно и… приятно! А волосы какие у него красивые — серебристо-белые, гладкие, так и тянет прикоснуться и пропустить снежные пряди сквозь пальцы. Именно это я и сделала, с удовольствием погрузив руку в его не стянутую в хвост шевелюру. Сигурд вздрогнул, отшатнулся и, лишив меня второго чулка, поднялся.
— Снимай сережки, кольца — все, что на тебе надето, Катарина, — сказал сухо. — Краска на лице есть?
— Нет, — ответила я, вспомнив купание под подвешенным над дверью ведром.
— Прекрасно, — кивнул лекарь и отошел к столу, из ящика которого достал острый кинжал, инкрустированный рубинами, и глубокую серебряную чашу.
— А нижнее белье можно оставить? — спросила я, вынимая из ушей сережки.
— Нельзя, — не глядя на меня, бросил блондин.
— А в качестве исключения? — не унималась я.
— Нет.
— А…
— Кати, милая, хорошая, говорливая моя… ну пожалуйста, помолчи, а? — попросил он. Искренне так, я даже прониклась. И поэтому, наверное, честно призналась:
— Не могу помолчать, и не смотрите на меня так укоризненно. Я когда говорю, мне чуть менее стыдно и страшно, чем на самом деле. Думаете, меня каждый день посторонние мужчины раздевают?
— Не каждый? — заинтересовался он.
— Нет! — выпалила я с шумным вздохом. — Вообще не раздевают!
— А не посторонние?
Посмотрела на него, как на идиота. И невольно отметила, что глаза у него восхитительные, хоть и зиму напоминают. Если бы не боязнь чар, смотрела бы в них и смотрела. О чем ему и сообщила. Ну, про то, что красивые, а не про то, что смотрела бы. А потом с неожиданной для себя досадой буркнула:
— Если б ваш инкубовский дар действовал, и правда было бы проще.
— Не действует? — вскинул бровь Сигурд.
Я пожала плечами, избавляя и вторую мочку от скромного украшения. Подойдя ко мне, мужчина поставил на журнальный столик чашу с кинжалом, а сам ушел за дверь, которая вела не в коридор. Помещение за ней было погружено во мрак, и я ничего не смогла рассмотреть. Вернулся василиск быстро. Причем не с пустыми руками, а с большой белой простыней. Протянул ее мне, велев прикрыться, когда разденусь полностью. Обрадовавшись широкому полотнищу, как дорогому подарку, я, пользуясь тем, что лекарь занят рисованием каких-то символов на своих запястьях, быстренько накинула на себя ткань и стянула под ее прикрытием белье. Теперь осталось пережить ритуал, и пойду я наконец отсюда вместе с абсолютной защитой.
Сальдозар снова развернул меня к себе спиной, поставил посреди начерченного на полу магического круга. На том самом месте, где недавно лежал бело-коричневый ковер. Ступни коснулись холодной поверхности, простыня соскользнула с плеч, а мужские пальцы, стянув с косы ленту, которую я забыла снять, расплели волосы. Мимолетное касание вызвало дрожь, и я зябко поежилась, снова обняв себя за плечи. В ту же секунду ладони лекаря легли поверх моих, чуть погладили дрогнувшие пальцы и вынудили меня опустить руки вниз.
— Вот так и стой, Кати. — Голос его звучал приглушенно, или мне просто так казалось из-за бешеного стука собственного сердца, эхом отзывавшегося в висках. — Больно не будет, обещаю.
— А страшно? — шепнула неуверенно.
— И страшно не будет. Ни сейчас, ни потом. И никто ничего не узнает, как ты и хотела. И не обидит больше, потому что я не позволю. — Он говорил, а я слушала, боясь пошевелиться. Стыдно уже не было, а вот страшно все-таки было, хоть он и убеждал в обратном.
Тихие слова, мягкий успокаивающий тон, стук металла по металлу.
А потом Сигурд начал чертить пальцем на моей коже какие-то знаки. И когда закончил со спиной, принялся наносить рисунки на плечи, руки, грудь и ниже. Опустив взгляд, я поняла, что влажная краска — кровь, а узоры, постепенно покрывающие мое тело, — символы защиты. Мужчина избегал моего взгляда, словно не желал продлевать эффект своего дара. Или поверил в иммунитет и решил, что это ни к чему? А я стояла, едва дыша, слушала удары собственного сердца, вздрагивала от его прикосновений и мысленно уговаривала себя не рухнуть позорно в обморок в самый разгар проводимого таинства.
Не рухнула! Ни когда он закончил расписывать мое тело, ни когда начал читать заклинания, ни когда вспыхнул контур магического круга, замкнувшись вокруг меня призрачной стеной, ни когда кровавый орнамент засветился алым, а потом словно отделился от кожи, меняя цвет на ярко-голубой — цвет защиты. И вся эта магическая вязь, выстроившись в непонятном порядке, снова оплела мое тело. Кожу обдало морозным холодом, закололо, словно в нее впились ледяные иголочки, а в следующий миг все прекратилось. Контур круга погас, на плечи мне опустилась знакомая простыня, в которую меня бережно закутали, после чего шепнули на ухо:
