– Чтоб ты, слякоть, пересохла совсем! – заругался Медведь. – Вот я тебя сейчас!
Испугалась Вода, зажурчала тихим голосом:
– Не я, Медведушко, виновата. Снег во всём виноват. Начал таять, воду пустил. А моё дело водяное – теку под уклон.
– Ах, так это Снег виноват? Вот я его сейчас! – взревел Медведь.
Побелел Снег, испугался.
Заскрипел с перепугу:
– Не я виноват, Медведь, Солнце виновато. Так припекло, так прижгло – растаешь тут!
– Ах, так это Солнце мне штаны промочило? – рявкнул Медведь. – Вот я его сейчас!
А что «сейчас»? Солнце ни зубами не схватить, ни лапой не достать. Сияет себе. Снег топит, воду в берлогу гонит. Медведю штаны мочит.
Делать нечего – убрался Медведь из берлоги. Поворчал, поворчал да и покосолапил. Штаны сушить. Весну встречать.
А намокает ли шкура медведя зимой? «Наводнение» в берлоге случается. Бывает это, когда снег стремительно тает. Приходится медведю покидать залитую талой водой «квартиру». Всё бы ничего, шерсть-то высохнет, но вот съестного в лесу ещё совсем мало. А как только вылез из берлоги, так и аппетит проснулся. Медведь хмур. Бродит по лесу, кое-где разрывает муравейники. А что ещё ему остаётся делать?
Бурый медведь
О чём пела сорока
Пригрелась сорока на мартовском солнце, глаза прижмурила, разомлела – даже крылышки приспустила.
Сидела сорока и думала. Только вот о чём она думала? Поди угадай, если она птица, а ты человек!
Будь я на её птичьем месте, я бы сейчас вот о чём думал. Дремал бы я на припёке и вспоминал бы прошедшую зиму. Метели вспоминал, морозы. Вспомнил бы, как ветер меня, сороку, над лесом бросал, как под перо задувал и крылья заламывал. Как в студёные ночи мороз стрелял, как стыли ноги и как пар от дыхания сединой покрывал чёрное перо.
Как прыгал я, сорока, по заборам, со страхом и надеждой заглядывал в окно: не выбросят ли в форточку селёдочную голову или корку хлеба?
Что, сорока так редко поёт, только ранней весной? И о чём поёт сорока? Есть в сорочьей жизни такие моменты, когда она поёт. Правда, делает это как бы украдкой, словно стыдится, что голосом не вышла. Но сорочья песенка не так уж плоха. Она язычком нежно прищёлкивает, нежно-нежно… А потом головку набок склонит и мечтательно бормочет, иногда всхлипывая от восторга. Ну, чем плоха песенка? Зачем белобока поёт? Весна заставила. День-то всё прибывает и прибывает. Солнце голову кружит. Скоро начнутся семейные хлопоты, тогда уж совсем не до песен будет.
Вспоминал бы и радовался: зима позади и я, сорока, жив! Жив и вот на ёлке сижу, на солнце нежусь! Зиму отзимовал, весну встречаю. Длинные сытые дни и короткие тёплые ночи. Всё тёмное и тяжёлое позади, всё радостное и светлое – впереди. Нет времени лучше, чем весна! Время ли сейчас дремать да носом клевать? Будь я сорокой, я бы запел!
Сорока
Но тсс! Сорока-то на ёлке поёт!
Бормочет, стрекочет, вскрикивает, пищит. Ну чудеса! Первый раз в жизни слышу песню сороки. Выходит, что птица-сорока думала про то же, про что и я, человек! Ей тоже петь захотелось. Вот здорово!
А может, и не думала: чтобы петь, не обязательно нужно думать. Весна пришла – ну как не запеть! Солнце-то всем светит, солнце всех греет.
Отчаянный путешественник
Путешествие – трудное дело. Всякий путешественник терпит невзгоды. И упорные, бывает, сдают.
Но есть путешественники беззаветные, непоколебимые, просто отчаянные. О них я подумал, когда увидел на снегу паучка.
Вот он – чёрная точка рядом с лыжнёй. Ножки поджаты, мёртвый, оцепенелый, застылый. Но поднимется солнце, пригреет чуть – и он оживёт. Зашевелится, разомнёт замлевшие лапки – и снова в путь!
Так и идёт: светит солнце – бежит все вперёд и вперёд. А накроет тень – съёжится и лежит. Лежит и ждёт терпеливо: авось тепло опять воскресит, чтоб снова продолжить путь!
Бежит и лежит, лежит и бежит…
Почему паучок зимой путешествует, а не спит? Это не паучок, а снегоходка (ногохвостка) – живое существо, которое не относится к паукам и среди насекомых занимает особое положение. У ногохвосток голова способна втягиваться внутрь тела. Они активны при низких температурах и часто появляются на снегу в мартовские дни. Живут во мху и кормятся зеленью. Некоторые ногохвостки способны жить среди льдов в высокогорьях. В холода они замораживаются, а затем, оттаивая, оживают. Их называют глетчерными (ледниковыми) блохами.
Глетчерные блохи
Стеклянный дождь
Слышно было, как уходил ночью из леса мороз. Он стучал клюкой по деревьям всё тише, всё дальше.
Я вышел во двор и долго стоял, вглядываясь и вслушиваясь.
В воздухе плыл шорох.
Уху знакомо шуршание трав, кустов и ветвей. Но сейчас шуршало ни на что не похоже.
Казалось, шуршит сам воздух. Шуршит и чуть слышно позванивает.
На смену морозу пришла оттепель.
Я вытянул в темноту ладонь. В ладонь стали покалывать крохотные иголочки. Ничего было не видно, но что-то творилось в лесу.
Утром все увидели: снег заковала хрустящая глазурная корочка. Ветви берёз и хвоя сосен оделись в стеклянные чехольчики.
Всё похрустывает и позванивает, как обёрнутое в скрипучий целлофан. Стены, заборы оплыли матово-голубым льдом.
Сыплет мелкая водяная пыль. Невидимые капельки, не долетая до земли, замерзают в льдинки. Льдинок тоже не видно, но слышно – шорох и звон!
Сыпучий снег стал гремучим. Глазурная корочка с грохотом проламывается и рушится под сапогом. В проломах – белые битые черепки.
Всё шуршит, хрустит и звенит.
Звонкий весенний денёк!
Клёст «считает» семечки в еловой шишке
Синички-арифметички
Весной звонче всех белощёкие синички поют: колокольчиками звенят. На разный лад и манер. У одних так и слышится: «Дважды два, дважды два, дважды два!» А другие бойко высвистывают: «Четыре-четыре-четыре!»
