– Ну?..
Шейлис наклонил голову и медленно провел пальцами по бровям.
– Точно не помню, – признался он наконец. И тут же с вызовом добавил: – Но все они занесены в книгу регистрации пациентов!
– Прошу тебя! – Блум сделал широкий жест рукой в сторону инфора. – Открой книгу регистрации и назови мне имена пациентов, с которыми ты сегодня работал!
– Какой в этом смысл? – заупрямился Шейлис.
– Хочу убедиться в том, что я ещё жив. Если, как ты утверждаешь, я был вчера у тебя на приеме, значит и мое имя должно быть занесено в книгу регистрации.
– Конечно…
Шейлис вместе с креслом развернулся в сторону пульта, включил монитор и положил клавиатуру себе на колени.
Блум пересел так, чтобы и ему было видно то, что происходит на экране монитора.
Шейлис быстро набрал код доступа к своему личному архиву. Затем выбрал строчку меню, в которой значилось «Книга регистрации пациентов». На экране возник календарь. Шейлис уверенно выбрал вчерашнее число.
Экран мигнул. В углу появилась затребованная дата. И больше ничего. Лист книги регистрации пациентов за истекшие сутки был девственно чист.
– Черт… – Шейлис в недоумении откинулся на спинку кресла. – Черт! – он в ярости что было сил саданул кулаком по клавиатуре. – Черт! Черт!! ЧЕРТ!!! – с последним выкриком клавиатура отлетела в угол комнаты.
– Потише, Люц, – спокойно произнес Блум, глядя на Шейлиса сверху вниз. – Лизу разбудишь.
– Черт, – прошипел сквозь зубы Шейлис. Зажав кисть правой руки в ладони левой, он прижал полу-чившися двойной кулак к горлу, надавив на него сверху подбородком.
– Похоже, других ругательств у тебя в запасе нет, – рассчитывая разрядить обстановку, попытался пошутить Блум.
Не поворачивая головы, Шейлис искоса взглянул на Блума.
– Неужели ты не понимаешь, что происходит, Блум? – едва слышно прошептал он. – Одна ошибка – это просто ошибка. Две – это уже система… Пространство и время распадаются… Все катится к черту… Я уже не могу разделить реальность и бред… Что с нами происходит, Блум?.. Кто мы?.. Для чего мы здесь?..
Бормотание Шейлиса становилось все тише, пока не сделалось совершенно неразборчивым.
Блум прошелся по комнате, подобрал с пола клавиатуру и осмотрел её. Нижняя пластиковая крышка лопнула от удара, но других повреждений, как будто, не было. По крайней мере, все клавиши были на месте.
Помахивая клавиатурой, Блум подошел к пульту инфора. Положив её в специальное гнездо на горизонтальной панеле пульта, он, что-то негромко насвистывая, запросил список вызовов, поступивших за прошедший день через сеть инфора.
Поскольку личный архив Шейлиса был уже открыт, инфор тут же выдал ответ на экран.
Не найдя то, что ему было нужно, Блум запросил информацию о вызовах, совершенных абонентом.
Просматривая список с конца, он вскоре наткнулся на интересующую его запись:
«Время вызова: 20:12.»
Про себя Блум отметил, что Шейлис набрал номер вызова сразу же, как только вернулся домой.
«Абонент: Медицинский департамент.
Отделение интенсивной психокоррекции.
Время отбоя: 21:34.
Продолжительность разговора: 1:31.»
На вопрос, сохранилась ли запись разговора, был дан отрицательный ответ. Но Блум уже и без того догадался о том, что произошло после того, как Шейлис связался с Отделением интенсивной психокоррекции.
Блум отлючил инфор и посмотрел на скорчившегося в кресле Шейлиса. Бедолага…
В том, что сейчас происходило с Шейлисом, Блум ощущал и частицу своей вины. Люц едва только успел ампутировать кусочек памяти, который мешал ему спокойно жить, а тут явился Блум и принялся заставлять его вспоминать.
Вспоминать труднее, чем забывать?.. Или больнее?..
Подойдя к Шейлису сзади, Блум положил руку на спинку кресла.
Что теперь оставалось делать? Шейлис, определенно, не мог внести никакой ясности в хронику событий прошедшего дня. Оставаться у него в квартире было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Угадать, что предпримет Люц в следующую минуту было практически невозможно. Он, похоже, давно уже сидел на виртуальной игле, прибегая к помощи интенсивной психокоррекции с такой же регулярностью, как и к услугам стоматолога. Реальностью для него было только то, что отфильтровывалось инфо-сетыо. Остального он предпочитал просто не замечать. Когда же его тыкали носом в нечто такое, что никак не укладывалось в созданную им для самого себя схему существования в гармоническом симбиозе с инфором, Шейлис впадал в состояние ступора. Что случилось с ним и сейчас. Это была своего рода защитная реакция, выработанная организмом. Наверное, если бы Шейлис мог, то, подобно ящерице, готовой расстаться в минуту опасности с собственным хвостом, он сам удалял бы из своей памяти тревожащие его воспоминания.
– Выходит все же, Люц, что это ты обо мне позаботился, – тяжело вздохнув, едва слышно произнес Блум. – Надеюсь, что ты поступил так из лучших побуждений.
Шейлис безвольно вытянул ноги и откинул голову на спинку кресла. Руки его бессильно свешивались с подлокотников, почти касаясь пальцами пола.
– У тебя, Блум, потрясающая способность переворачивать все с ног на голову, – даже не повернув головы, произнес он.
– Ты так считаешь? – удивленно спросил Блум. – А мне казалось, что я, напротив, стремлюсь все упорядочить.
– Когда между тобой и окружающей тебя действительностью возникает некий диссонанс, ты пытаешься изменить мир. В то время, как разумнее было бы попытаться измениться самому.
– Позволь не согласиться с тобой, Люц.
– Да ради бога, – Шейлис вяло махнул Кистью опущенной руки. – Своим упрямством ты добьешься только того, что мир поглотит тебя.
– Надеюсь, что у него от этого случится несварение, – мрачно усмехнулся Блум.
– Не строй напрасных иллюзий, Блум, – Шейлис снова слабо шевельнул рукой. – Мир переварит тебя, даже и не заметив этого.
– А если мне все же это удастся? – спросил после недолгого молчания Блум.
– Что именно? – запрокинув голову назад, посмотрел на него Шейлис.
Вместо ответа Блум только похлопал Шейниса по плечу. Нужные для себя выводы он уже сделал, а потому не видел смысла в продолжении беседы.
Подобрав с пола прут, Блум вышел за дверь. Шейлис приподнял обе руки и снова уронил их вниз. Кому был адресован этот жест и что именно он должен был означать, Шейлис и сам не знал. И не хотел даже думать об этом.
Люциус Шейлис
«Наверное… Да, скорее всего, так оно и есть…
Блум считает меня трусом, слизнем, тряпкой… Убогим, не годным ни на что созданием…
