– И поняла, как мне повезло, что я нахожусь здесь. – Она обводит взглядом присутствующих: лица у всех серьезные. – Простите. Я никого не хотела расстраивать.
– Порой тяжело, когда кто-нибудь покидает группу.
– Полагаю, у меня с ним было кое-что общее, потому что я много думаю о смерти…
Джонни кивает.
– Наверное, моя цель сегодня – не думать об этом.
Карен вяло улыбается, хотя внутри все дрожит. Она вдруг с удивлением обнаруживает, что Майкл не сводит с нее глаз.
– Трой храбрый человек, поэтому и возвращается, – говорит он.
* * *
Какое-то время все почтительно молчат, затем Джонни встает, чтобы взять маркер.
– Благодарю вас. Кое-что из сказанного сейчас меня поразило. Во-первых, слушая вас, Эбби, я подумал: вот пример тревожного образа мыслей. Почему?
– Потому что такие мысли целиком направлены на будущее, – говорит Лилли.
– Вот именно. Если вы ощущаете страх и подавленность, с которыми не в силах справиться, значит, это тревога.
Мои симптомы, думает Эбби.
– С другой стороны, если ваши мысли тяготеют к сожалению, если вы вините в случившемся себя, как правило, это признаки депрессии. И еще одна вещь – едва уловимый намек на угодие. Это шло от вас, Карен.
– О боже! – Карен краснеет.
– Не переживайте. – Джонни пишет на доске два слова. – Все это делают. Упомянув Троя, вы извинились за то, что расстроили группу, чем проявили тактичность. Если мы постоянно чувствуем ответственность за других, ставим их потребности выше своих, это может привести к тому, что наши собственные потребности не будут удовлетворены, и последует депрессия.
– На прошлой неделе было то же самое, – говорит Лилли Карен. – Вы извинялись перед всеми за свои слезы.
– Правда? Простите меня.
Лилли смеется.
– Прекратите извиняться.
Карен багровеет от стыда. Эбби ей сочувствует: хоть Лилли всего лишь шутит, наверное, не очень приятно, когда тебя обсуждают.
– Подруги тысячу раз говорили, что я забочусь обо всех, кроме себя. Вот и в эти выходные…
– Не расскажете, что произошло в выходные? – спрашивает Джонни.
– Только не делайте это лишь для того, чтобы ему угодить, – усмехается Колин.
– В субботу мы возвращались с садового участка. Я очень устала и не могла дождаться, когда окажусь дома и вытяну ноги. В это время нам позвонили и сказали, что моя подруга – близкая подруга – родила. Детям сразу очень захотелось посмотреть малыша, и моя вторая подруга, которая ехала с нами, тоже не возражала, поэтому я согласилась отвезти всех в роддом.
– Несмотря на то, что сами не хотели туда ехать?
Карен задумывается.
– Нет, почему же. Меня не принуждали. Ничуть. Однако я бы лучше съездила на следующий день. Мне просто не хотелось расстраивать детей.
– И все же это доказывает, что в своем списке приоритетов вы ставите себя ниже своих детей и подруги, – говорит Джонни. – Машину вели вы?
– Да.
– Значит, на самом деле главная роль была у вас; если вам не хотелось ехать, могли не ехать.
– Э-э… – Карен морщит нос. – Это трудно, когда у вас есть дети.
Держу пари, у Джонни нет детей, думает Эбби.
– Уверена, многие мамы поступили бы так же на месте Карен, – говорит она.
– Разумеется, – отвечает Джонни. – Но важно научиться отказывать – даже детям.
– Мне и вправду это тяжело, – признается Карен.
– Если мы будем на все соглашаться, то быстро лишимся сил, правда?
Карен кивает.
– В последнее время я чувствовала себя очень уставшей.
– Наверное, вам нужно почаще думать в первую очередь о себе, – говорит Лилли.
– Вообще-то я не всегда потакаю детям, иначе они были бы безнадежно избалованы.
Могу поспорить, она отличная мать, думает Эбби. Добрая, щедрая и уж точно не глупая.
– Беря ответственность за себя и свою жизнь, очень важно уметь устанавливать границы, – говорит Джонни.
Будто по учебнику читает, с раздражением думает Эбби. Совсем как психотерапевт, к которому я ходила в колледже.
– Но ведь это неплохо – помогать людям, – вставляет Рита.
– А мне порой кажется, что мы недостаточно помогаем друг другу, – замечает Таш.
– Вот именно, – ворчит Эбби, с негодованием вспоминая, как прохожие отводят глаза, когда у нее возникает проблема с Каллумом.
– Я всегда очень благодарна, если кто-нибудь останавливается мне помочь. – Рита похлопывает по больной ноге, шелестит шелковое сари.
Таш кивает, тряхнув ярко-розовой шевелюрой.
– Если бы все в мире думали только о себе, некому было бы помочь Рите сесть в автобус.
Рита и Таш радостно обмениваются улыбками.
– Наверное, я неправильно выразился, – говорит Джонни. – Я совсем не имею в виду, что нам не следует поддерживать друг друга. К тому же отклик человека, к которому мы проявили внимание, может принести большое удовлетворение.
Эбби снова думает о Каллуме. Ей хочется, чтобы он реагировал больше; как же она ждет от него отклика…
Джонни продолжает:
– Но если ставить потребности других людей выше своих постоянно, это может вызвать депрессию. К примеру, если мы никогда не говорим «нет», или установленные границы недостаточно тверды, потому что мы всегда что-то делаем для других, в том числе для собственных детей, то в чем заключается опасность? – Он обводит всех взглядом.
– Мы не будем знать, кто мы есть на самом деле? – говорит Лилли.
– Именно. Потеряем чувство собственного «я».
Лилли кивает.
– Я где-то читала, как полезно устанавливать границы для детей. Они должны понимать, что и у мамы есть свои потребности.
Внезапно до Эбби доходит: они говорят обо мне! Да еще как надменно и осуждающе. Ладно Джонни – ему простительно, он тут за главного. Но чтобы меня отчитывала Лилли – это уж слишком! У любого, кто может себе позволить каждый день подолгу холить себя любимого, явно не столько дел, как у Карен и у меня. Неужели она думает, что мне не хочется порой сказать «нет» и заняться собой? Раньше, до рождения Каллума, я экспериментировала с прическами и одеждой. Мне говорили, что у меня экстравагантный стиль и отличная фигура. В колледже я обожала танцевать, ходить в клубы; я была гедонисткой. Но только представьте, что случилось бы, начни я так себя вести сейчас: пока я крашу ногти на ногах, Каллум успел бы разбить два телевизора. К тому же у нас в доме уже есть один воинственно настроенный родитель. Если я стану говорить «нет» столько же, сколько Гленн, начнется такое…
