Похоже, я опять взялась за свое, понимает Карен. Думаю о других.
– У меня было по-разному, – произносит она и понимает, что эти слова ровно такие же ни к чему не обязывающие, как и обстановка в комнате. – Но приятно прийти сюда и поговорить.
Хотя сегодня утром мне было неловко. Впрочем, от этих слов она воздерживается. Они могут прозвучать как критика, а ей инстинктивно хочется защитить Джонни.
– Мне интересно, вы размышляли о нашем с вами разговоре? В частности, о ваших чувствах к отцу?
Ох. Карен надеялась, что ей удастся пока избежать этой темы.
– Да.
Она разглядывает занавески, пытаясь сочинить ответ, однако внезапно понимает, что думает о тюле – зря они его повесили, он плохо пропускает свет.
– И?..
– Кажется, тоска – это такая особенность моего характера. Мысли о муже возникают снова и снова…
Воображение внезапно рисует Саймона: он вышел из душа, мокрые волосы, на коже капли воды.
– Очень трудно о нем не думать. – Она сдерживает слезы. – Только не знаю, хочу ли я, чтобы это прошло. Тогда я буду стыдиться, что забыла его.
Теперь Саймон сушит волосы полотенцем.
– Я вовсе не предлагаю зажимать эти чувства, – говорит Джонни. – Но нам, наверное, стоит попытаться сделать так, чтобы воспоминания о Саймоне и об отце не загоняли вас в депрессию.
И тут – словно эта мысль зародилась в ее голове с подачи самого Саймона – Карен осеняет:
– Знаете, эти две ситуации кажутся мне совершенно разными, потому что папа был намного старше и долго болел, хотя в том, как они умерли, есть и общее… В обоих случаях это произошло в феврале.
Она опять бросает взгляд на окно. Сквозь тюлевую занавеску видно, что день выдался яркий, солнечный. В утро, когда умер Саймон, все было совершенно иначе. Она вдруг вновь оказывается в поезде: на остановке «Престон-парк» в вагон врывается струя холодного воздуха; прежде чем войти, пассажиры отряхивают зонты.
– Многие считают февраль трудным временем в году.
– Раньше я не обращала внимания… Весна в этом году была особенно отвратительной. – Карен задумывается. – Неприятное время, и оба эти события стали для меня потрясением. С Саймоном понятно почему, но смерть папы тоже оказалась неожиданностью, потому что он так и не пришел в сознание после инсульта.
С содроганием она вспоминает, как неслась в своей допотопной машине по меловым холмам.
– Прежде вы говорили, что ожидали смерть отца.
– Больные Альцгеймером зачастую живут очень долго, и никаких настораживающих признаков не было. – Она вновь ненадолго умолкает. – Как и с Саймоном.
Это уже слишком, по щекам катятся слезы. Как бы я хотела, чтобы об этом можно было знать заранее, думает Карен, доставая платок.
– Ни с одним из них я не успела попрощаться… – тихо произносит она.
– С вашего позволения, я кое-что предположу, – мягко говорит Джонни. – По-моему, смерть отца могла включить ваши сенсорные воспоминания о предыдущем опыте.
Карен высмаркивается.
– Не понимаю.
– Как правило, мы не задумываемся о своих сенсорных воспоминаниях, потому что они связаны с чувствами и проявляются в доли секунды. – Джонни подается вперед. – Бывало с вами такое, что определенный запах вызывал воспоминания о чем-то, случившемся много лет назад?
Она думает о шезлонгах в садовом сарае, которые до сих пор пахнут Саймоном, и ее накрывает новая волна скорби.
– Да…
– Дело в том, что сенсорную память сознание не контролирует вообще никак. Поэтому мы не в силах предусмотреть эти воспоминания, но они здесь, рядом, и сидят очень глубоко. В вашем случае в одно и то же время года умер еще один близкий человек, и это дало толчок.
– Боже! – Карен откидывается на спинку кресла. – Думаю, такое возможно. Что же мне делать?
Джонни проводит пальцами по челке.
– Считается, что до тех пор, пока человек не поймет зависимость между происходящим и соответствующим событием, его охватывают страх и паника – снова и снова. Осознав связь, мы способны бороться с этими мыслями и чувствами.
– Ясно.
– Порой помогает всего лишь понимание сути.
– Спасибо. Надеюсь. – Карен наливает из графина воды в пластиковый стаканчик и, задумавшись, пьет. – Все-таки те события не так уж похожи. Возвращаясь к тому, о чем мы говорили сегодня утром на групповом сеансе… Когда умер Саймон, все как-то сразу сплотились вокруг меня – даже просить не пришлось. – Мысли приходят быстро, будто одна за другой загораются лампочки. – Например, наша няня Трейси надолго забрала детей к себе. Когда умер папа, было не так. Совсем не так.
– А вы просили Трейси помочь?
– Нет.
– Почему?
– Если учесть, что он так долго болел, наверное, это было бы чересчур. В конце концов, за все эти годы я могла бы уже и смириться. В прошлый раз и мама, и моя подруга Анна – она особенно, – и другая подруга, Лу, все помогали.
– А в последнем случае было иначе?
– Да… – Карен задумывается. – И дело не в том, что я не умею попросить о помощи… Просто их жизнь тоже поменялась. Мама потеряла папу, и мне кажется, это я должна была ей помогать, а не наоборот. Потом Лу… Она носила ребенка, и было бы неправильно сваливать это на нее.
Лу и без того непросто, думает Карен, она заслуживает счастья.
– А ваша вторая подруга, Анна?
– Она молодец. Это по ее совету я сюда обратилась. Хотя…
Карен вспоминает о новом партнере Анны, Роде. Как все поменялось. Раньше они с Саймоном переживали, что Анна живет с алкоголиком; теперь с личной жизнью у нее все замечательно…
И тут до Карен доходит: вот оно что, я завидую! Значит, и гордость помешала мне довериться друзьям. Я не хотела, чтобы они стали жалеть меня.
Она молчит. Через некоторое время Джонни произносит:
– По-вашему, к депрессии могло подтолкнуть отсутствие поддержки? А может, есть связь между тем, что вы заботитесь о людях – и не обращаете внимания на себя? Порой мы начинаем опекать других для того, чтобы отвлечься от собственных проблем.
Он так точно попал в цель, что Карен хочется аплодировать.
Наверное, поэтому он выбрал профессию психотерапевта. Джонни тоже не идеален. Вдохновленная этими мыслями, она решает озвучить свои опасения.
– Сегодня утром мне показалось, что вы слегка перегнули палку, хотя я этого не сказала.
– Было бы замечательно, если бы вы мне возразили. Так вы установили бы границу – как раз об этом мы и говорили.
– Вместо меня разозлилась Эбби.
– Порой в психотерапии самую бурную реакцию вызывает нечто, что совсем не помешало бы нам, взгляни мы на вещи более пристально. И тут мы снова возвращаемся к эмоциям.
