Она кивает.
– Точное замечание. Заведующий отделением в эти выходные отсутствует, поэтому меня назначили курировать прием больных.
Он наконец решает прислушаться.
– Как я понимаю, вы не получали лекарств. Об этом я и хочу поговорить.
– Тут нечего говорить.
– Ладно. – Она смотрит на него, не отводя взгляда, темные глаза искрятся. – Давайте зайдем с другой стороны. Если я попрошу вас проиллюстрировать свое настроение, как вы его опишете?
Майкл наклоняется вперед и рисует пальцем на покрывале линию. Образуются две параллельных складки, будто он прокопал миниатюрную дорогу.
– Мне кажется, вполне на уровне, – говорит Леона. – Как вы думаете, этот уровень обычно высокий или низкий?
– Угадайте с первого раза.
– Один – ноль в вашу пользу. – Леона усмехается. – Само собой, не в моих силах заставить вас принимать лекарства, но я искренне считаю, что СИОЗС пошли бы вам на пользу.
– Опять эти чертовы сокращения.
– Ну, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина – чересчур длинное название. Хотите, расскажу, как они работают?
– Меня будет плющить, а мне и без того лень двигаться.
– Не совсем так. Если позволите…
Терри сказал, что лекарства гасят желание бороться, думает Майкл. А это уже смахивает на допинг.
– Ну, давайте.
– Хорошо… – Снова долгий прямой взгляд. – Если вы уверены, что вам лучше их не принимать, так тому и быть. Просто многим пациентам они помогают.
– У вас здесь полно пациентов в состоянии куда худшем, чем я.
Леона кивает.
– Наверное, это правда. К нам действительно поступают в основном тяжелые больные.
Он вспоминает парня, которого видел вчера.
– Вы говорите о таких, как Эдди? Да. Я хотя бы не гавкаю.
Леона качает головой, однако он замечает на ее губах легкую улыбку.
– Если серьезно, то на пациентов с галлюцинациями, конечно, тяжело смотреть, особенно, когда у тебя самого состояние не из лучших. Насколько я знаю, вас перевели из Мореленда?
– Да.
– Вам там понравилось?
Что бы я ни ответил, все будет истолковано неправильно, думает Майкл.
– Нормально…
– Иногда у людей, переведенных из частных клиник, завышенные ожидания. В Мореленде большинство пациентов не в таком тяжелом состоянии, как у нас. Многие из тех, кого вы видите здесь, в Саннивейле, госпитализированы в целях их собственной безопасности.
– Арестованы, – говорит Майкл.
– Вообще-то, большинство здесь по собственной воле. И могут уйти, когда захотят.
– Если они не зомби, – бормочет Майкл и добавляет на одеяле линию, перпендикулярную дорожке на покрывале.
– Говорите громче, Майкл, – просит Леона. – Мне не слышно.
Она разделяет узел на затылке на две части и затягивает, словно готовясь к битве.
Ну-ну, думает Майкл. Давай-давай. И смотрит на нее, не мигая.
– Вы все здесь озабочены только тем, чтобы напичкать нас лекарствами – так нами легче управлять. С чего вдруг мне станет лучше?
Леона выдерживает его взгляд.
– Людей «пичкают» лекарствами для того, чтобы облегчить жизнь не персоналу, Майкл, а им самим. Многие пациенты прибывают сюда в очень плохом состоянии, и мы прикладываем все усилия, чтобы им помочь. И это не только лекарства. У нас есть групповые сеансы, обучение…
– Гончарному делу, что ли? – Он закатывает глаза.
Леона глубоко вздыхает. Он чувствует, что испытывает ее терпение.
– Знаете, мы бы тоже не отказались иметь столько денег, сколько есть в распоряжении Мореленда. Положа руку на сердце, сейчас государственное здравоохранение переживает трудные времена. Сокращают врачей, урезают количество коек. А потребность остается очень высокой.
– Чертовы политики.
– Вы удивитесь, сколько наших работников с вами согласятся.
– Я хочу уйти отсюда, – заявляет Майкл.
– Вот. Как раз об этом я и зашла поговорить.
– Мне не так уж и плохо. Иду на поправку. Как-нибудь справлюсь.
– Я собиралась сказать, что дома вам, наверное, будет лучше, – говорит Леона. – Насколько мне известно, у вас отличная семья.
Все же я не уверен, что хочу оказаться предоставленным самому себе, думает Майкл, давая задний ход. Если уж на то пошло, это и привело меня в Мореленд.
– Впрочем, помогать будет не только семья. Вас будут навещать…
– Приходить и пичкать лекарствами? Вы меня не обманете.
– Не собираюсь я вас обманывать. – Глаза Леоны вновь искрятся. – Ладно, вы приперли меня к стенке. Я пытаюсь решить, что для вас лучше, учитывая имеющиеся варианты.
Того и гляди, он зайдет слишком далеко. Не лезь на рожон, напоминает себе Майкл, иначе твоего мнения вообще никто не спросит.
– Можно я буду с вами откровенна? – продолжает Леона. – Те, кто работает в этой больнице и в кризисной группе, вам не враги. В целом, мы – хорошая команда. Но дома вам, по крайней мере, не придется иметь дело с другими пациентами, что порой бывает утомительно. Мы разработаем программу, чтобы помочь вам справиться с депрессией, плюс вас будут навещать члены нашей группы. Я тоже в списке. Между прочим, некоторые мужчины только и мечтают о том, чтобы почаще со мной встречаться. Ну как?
Майкл оценивающе прищуривается. Инстинкт подсказывает, что Леона с ним откровенна – настолько, насколько позволяет ее положение, – однако в последнее время инстинкт служит ему плохую службу. И все же она, кажется, понимает шутки, не заставляет его (пока) принимать лекарства и, похоже, уважает его мнение. Похоже, вариант все-таки неплохой. Вряд ли от пребывания здесь у него улучшится настроение.
– Я бы не возражал отправиться домой, – говорит он.
37
– Как выходные дома? – спрашивает Бет.
Столько всего случилось за это время, а с последнего индивидуального сеанса прошло всего пять дней – Эбби даже не верится.
Бет предупреждала, что возвращаться трудно, думает она, а я не слушала. В моем состоянии кому угодно было бы не под силу разобраться в себе за две недели.
– Отвратительно, – признается она.
– Что-то случилось?
– Оказывается, у моего мужа есть любовница.
Эбби рассказывает о чашке, губной помаде и конфликте с Гленном.
– Это ужасно, Эбби. Мне так жаль…
– Ничего не могу с собой поделать, все время представляю себе Гленна и эту женщину… Сначала даже не верилось, и я была в такой ярости… – На глаза наворачиваются слезы. – Но последние несколько дней я просто в жутком состоянии.
