Гляжу на нее, а слезы текут по щекам, оставляя на них мокрые теплые дорожки. Гармони смотрит на меня не так сурово, как прежде, и продолжает:
– И у меня когда-то были дети. Радиация выжгла их внутренности, а им даже не дали обезболивающих. Даже не попытались ликвидировать утечку. Сказали, что ресурсов недостаточно. Мы с мужем сидели и смотрели, как они умирают. Потом его убила та же болезнь. Он был хорошим человеком, а хорошие люди гибнут! Если мы хотим освободить и защитить их, нам придется стать чудовищами! Да здравствует зло! Да здравствует тьма! Я готова пойти за самим дьяволом, если он поможет нам принести этим несчастным хотя бы крошечный лучик света!
Я смотрю на Гармони, и по щекам текут горячие слезы. Встаю и обнимаю ее, наконец вспомнив об ужасах, с которыми сталкивается наш народ. Как же я мог забыть? Я – дитя ада, слишком загостившееся на небесах.
– Я сделаю все, что прикажет мне Арес.
* * *
– Эту сучку подослал Плиний! – шипит Шакал, пока желтые врачи медленно удаляют ошметки обгоревшей кожи с его плеча и наносят регенерационный раствор. – Это не Сыны Ареса, они не стали бы убивать так много низших цветов, не их стиль! Думаю, Плиний постарался! Или преторы верховной правительницы!
За стеклом мерцают огни проплывающих мимо кораблей. Шакал матерится и орет на слуг, чтобы те зашторили окна. Серые по моей просьбе привели меня сюда, в его личный небоскреб, а не в цитадель. Повсюду одни телохранители. Он предпочитает серых, а не черных, исключением был тот, меченый. Золотых, кроме меня, больше нет, что лишний раз доказывает, каким доверием я пользуюсь у Шакала. Прознай кто-нибудь, что он здесь, и сюда сбежится полгорода прихлебателей, но одиночество его не беспокоит. Как и меня.
– А может, Виктра? – рассуждаю я. – Она же решила не оставаться…
– Во-первых, она доказала свою преданность. Во-вторых, не стала бы использовать бомбу. В-третьих, она в тебя влюблена. Так что это точно не она.
– Влюблена в меня? – потрясенно переспрашиваю я.
– А ты совсем как синий, дальше собственного носа не видишь! – фыркает Шакал и тут же меняет тему: – Наш союз должен оставаться тайной до тех пор, пока мы не уберемся с этой долбаной Луны, а значит, тебя в той таверне не было. Если бы Плиний знал масштаб нашего замысла, то подготовился бы получше. Думаю, он хотел вывести из игры только меня. Так что ты возвращаешься в цитадель как ни в чем не бывало. Я продолжаю обрабатывать глав синдикатов, а в конце саммита выкупаю твой контракт.
А потом весь их мир изменится раз и навсегда.
Прощаюсь и уже подхожу к двери, и вдруг Шакал окликает меня:
– Ты второй человек, который спас мне жизнь. Других не было. Спасибо тебе, Дэрроу.
– Прикажи своей новой коже, чтобы росла побыстрее. Ты не должен пропустить церемонию закрытия.
Следующие три дня проходят как в тумане, я постоянно думаю об Эо и о том, чего мы лишились. Горечь потери наполняет меня отчаянием и безысходностью. Мысли мучают меня даже тогда, когда я довожу себя до полного изнеможения в местном спортзале. В разговорах не участвую, с друзьями не общаюсь. Все это не представляет для меня никакой ценности. Жизнь отступает на второй план, когда приходит боль. Теодора замечает, что со мной творится неладное, и изо всех сил старается облегчить мое состояние, предлагая развлечься с розовыми из садов цитадели.
– С вами им будет лучше, чем с какими-нибудь грубиянами с Газовых Гигантов, господин, – уверяет меня она.
По видеосети цитадели только и говорят что о терактах. Сообщество разыграло эту карту правильно – передают в основном кадры о работе спасателей. Распространяют инструкции, как себя вести в ситуации возможного кризиса. Желтые психологи в ток-шоу анализируют поведение Ареса и приходят к выводу, что вытесненная сексуальная травма в раннем детстве заставляет его срываться с цепи, чтобы получить ощущение власти над миром. Фиолетовые актеры и шоумены собирают средства для семей погибших в теракте. Сам Квиксильвер отписывает три процента от своего личного состояния в пользу пострадавших. Черные и серые боевые группы атакуют «учебные базы Сынов Ареса на астероидах». Серые агенты службы по борьбе с терроризмом проводят пресс-конференции и рассказывают, что задержали подозреваемых – вероятнее всего, каких-то алых, которых они вытащили прямо из шахт или из лунных трущоб.
Сплошной фарс, но золотые разыгрывают его профессионально. Прячутся от камер, чтобы складывалось ощущение, будто все цвета вместе борются против алых террористов. Словно эта война касается не золотых, а всего Сообщества. Более того, Сообщество от этого даже выигрывает, поскольку наши жертвы и наша покорность позволяют нам процветать. Дерьмо собачье они народу на уши вешают!
Однако виноватые все же должны быть найдены. Поэтому лорда-губернатора вызывают на допрос касательно мер по устранению этой ситуации. Как же Сынам удалось добраться с Марса на Луну? Вот какой вопрос ему наверняка зададут. Золотое осиное гнездо растревожено, как я и говорил, но шоу продолжается. Патриции продолжают плести свои интриги, разводить дипломатию, порхать между церемониями, конференциями и саммитами, делая вид, что грязные игры этих террористов их совершенно не волнуют. Они под защитой, они далеки от всех этих ужасов.
Наверное, в свое время меня бы это обеспокоило, но сейчас золотые кажутся мне призраками, а не реальными людьми. Как будто они существуют только в моей памяти. Их настоящее бледнеет по сравнению с моим прошлым.
С сожалением прикасаюсь к бомбе, красующейся у меня прямо на груди. Творение Микки, копия Пегаса, которого я носил в училище, – внутри были волосы Эо. Тот кулон лежит в каком-то секретном хранилище вместе с другими моими личными вещами. А у этого крылатого коня поворачивается голова, после чего он превращается в орудие убийства. Потом надо притронуться к медальону специальным кольцом и активировать детонатор.
Я отдалился от моих друзей, от Виктры. Она спрашивала у Рока, что со мной такое. Он наверняка ответил, что я переменчив, словно ветер, да и вообще человек настроения. Или выдумал еще более поэтичное объяснение. Пытается держаться ко мне поближе, приходит ко мне вечером, когда я уже лежу в постели, старается подловить меня в гимнастическом зале. Но у меня нет сил улыбаться ему, слушать, как он читает стихи своим тихим голосом, или говорить на философские темы, или вместе смеяться над анекдотами. Не могу себе позволить чувства по отношению к нему, ибо знаю, что скоро он будет мертв. Я должен убить его в своем сердце, прежде чем уничтожу во плоти.
Неужели мне придется добавить имя Рока в список тех, кого я уже уложил в могилу?
Ответ приходит в день церемонии закрытия саммита, когда Теодора приносит мне из прачечной отпаренную одежду. Она ничего не говорит о Роке. Не изрекает глубокомысленных афоризмов. Просто делает нечто, чему я еще никогда не был свидетелем, – совершает оплошность. Кладет мою форму на кресло, случайно опрокидывает стоящий на столике бокал вина, и оно проливается на рукав белого кителя. В глазах Теодоры плескается такой ужас, что у меня мурашки по спине бегут. Такой взгляд может быть у оленя, к которому на полной скорости мчится аэрокар. Теодора начинает бессвязно извиняться, как будто я могу ударить ее, если она не сумеет вымолить у меня прощение. Через некоторое время она берет себя в руки, паника утихает, и тогда Теодора садится на пол и молча начинает чистить форму.
