Но думать только о той алой девушке я не могу. Вижу луну, и тут же вспоминаю о солнце: ко мне приходят мысли о Мустанге. От Эо пахло ржавчиной и землей, а от золотой девы – огнем и осенней листвой.
Иногда мне хочется посвятить себя одной Эо. Пытаюсь убедить себя, что я принадлежу ей навеки, подобно рыцарю из древних легенд, который так сильно любит свою умершую возлюбленную, что отныне его сердце закрыто для всех остальных. Но я не рыцарь. Во многом я все еще мальчик, потерянный и испуганный, ищущий тепла и любви. Прикасаясь к земле, думаю об Эо. Глядя на огонь, вспоминаю тепло костра и отсветы пламени на коже Виргинии, когда мы с ней делили ложе в хижине изо льда и снега.
Осматриваю пустые покои. Здесь пахнет не листвой или землей, а кардамоном. Зал, на мой вкус, чересчур большой, отделка слишком вычурная. На стенах панели черного дерева, есть сауна, массажный салон с примыкающей к нему комнатой удовольствий. Кресло-коммутатор, кровать, небольшой бассейн. Теперь все это принадлежит мне. На планшете появляется уведомление о том, что мне предоставлена стипендия размером в пятьдесят миллионов на покупку слуг. Плюс еще десять миллионов на розовых для моего гарема. Вот что я получу в обмен на предательство друзей. Игра не стоит свеч.
Взгляд падает на лежащую под одеялом обнаженную розовую. Я прикрыл ее, чтобы не думать о бедной Эви. Но чем дольше я смотрю на эту девушку, тем сложнее становится вспоминать Эви, Эо или Виргинию. Розовые для этого и созданы – они помогают отвлечься от забот и делают это так умело, что забываешь даже об их собственной печальной судьбе. Несколько морщинок – и она опустится на ступеньку ниже, и так до тех пор, пока не окажется в самом низу лестницы, потому что ей будет нечего предложить. Такова судьба всех женщин. Такова судьба всех мужчин. А теперь я начинаю понимать, что эта участь ждет и золотых. Когда розовая постареет, хозяева цитадели продадут ее в какой-нибудь первоклассный бордель.
Розовая зовет меня к себе, просит разрешить ей утолить мои печали. Молча сижу на краю подоконника в ожидании. Лезвие-хлыст у меня отобрали, за дверью в коридоре дежурят черные, бронированное стекло в окне разбить решительно нечем, но я особо не беспокоюсь. Сижу себе и смотрю на грозу, чувствуя, как и у меня внутри собираются грозовые тучи.
Дверь с шипением открывается, я оборачиваюсь, готовый улыбнуться, но не успеваю произнести «Мустанг», как в комнату робко проскальзывает розовый с белыми волосами и глазами, которые разбили бы сердца тысяч женщин в Ликосе. Сейчас же разбивается лишь мое сердце… я ждал совсем не его.
– Кто ты? – спрашиваю я.
Вместо ответа он ставит на постель, рядом с лежащей на ней розовой, крохотную ониксовую шкатулку.
– От кого это?
– Увидишь, господин, – отзывается он.
Галантно протягивает руку девушке, та растерянно принимает ее, и они вместе выходят из комнаты, прикрыв за собой дверь. Я совершенно сбит с толку. Бросаюсь к шкатулке, открываю ее, обнаруживаю внутри крошечный видеокуб, включаю и передо мной появляется сияющее лицо Виргинии.
– Пригнись! – произносит она.
Электричество вырубается, двери автоматически запираются. Комната погружается в темноту. За окном сверкает молния, гремит гром. И тут я слышу жуткий вой, и воет не ветер, совсем не ветер!
Еще одна вспышка молнии, и из-за грозовых облаков, словно жуткий ангел, изгнанный из рая, появляется он! На плечах волчья шкура, на голове черный шлем в форме волчьей головы, вооружен до зубов, черт меня побери!
Севро здесь, да не один, а с ребятами!
Очередная молния. Потом раскат грома, и на этот раз вспышка освещает кривую улыбку Севро. За его спиной – восемь превосходных убийц. Всего девять упырей. Маленькие жуткие чертенята поджидают в темноте, их силуэты подсвечиваются грозовыми сполохами. О, и длинноногая Куинн тоже здесь!
Едва успеваю укрыться в сауне, как Севро быстро активирует акустическое поле-глушитель и прикасается к окну импульсной перчаткой. Стекло рассыпается, и осколки падают на пол комнаты. Искаженный звук грозы следует за упырями, когда они по очереди приземляются на устланный коврами мраморный пол. Ветер хлещет по простыням и гобеленам. Один за другим упыри опускаются на одно колено – пухлая Крошка, жестоко ухмыляющаяся Гарпия, худой, с простодушным лицом Клоун и все остальные.
– Друзья, вставайте! – радостно кричу я. – Вы и так ростом не вышли!
Они со смехом встают. Крошка и Клоун бросаются вперед и наглухо заваривают металлические входные двери плазмофакелами.
С крючковатого носа Севро капает вода, он кивает мне, деактивируя шлем. Волосы стоят торчком, так что он напоминает дракона. Молча, но со значением показывает мне огромную тяжелую сумку. Шагает так, будто не замечает низкой гравитации, якобы она действует только на слабаков и дураков.
– Лорд Жнец! Ты похож на гребаного эльфа в этой дамской спаленке! – отвешивает мне театральный поклон Севро и ставит сумку у моих ног. – Вот почему Мустанг решила, что тебе срочно нужно чертово подкрепление!
– Она вызвала тебя с окраин?
– Всех нас, – говорит Куинн. – Мы несколько недель ожидали ее сигнала. Ей были нужны верные люди, которые не переметнутся к правительнице.
Мустанг умеет соломки подстелить! Как я мог в ней усомниться!
Ни за что на свете Виргиния не стала бы участвовать в убийстве отца. Беседуя с верховной правительницей, я понял, зачем девушка пришла сюда, – она втерлась в семью правительницы, так же как я внедрился к золотым. Когда Мустанг явилась в покои Октавии, я вспомнил, что перед дуэлью она мельком упомянула о своих планах. Наконец-то все встало на свои места. Каждая из них ведет свою игру, но я помог Мустангу заглянуть в карты правительницы.
Октавию ничуть не беспокоило, что я смогу что-то узнать, иначе она не решилась бы играть. Однако с появлением Виргинии тон беседы сразу же изменился. Правительнице надо было просто прекратить игру, но гордыня сыграла с ней злую шутку.
Ну а я сразу понял, что Мустанг на моей стороне, когда она достала из кармана кольцо с золотым конем, которое я подарил ей, и надела на палец. Сердце мое на мгновение замерло, и я поверил, что она непременно вытащит нас из этой западни.
– Севро! – улыбаюсь я и жму ему руку. – Наш лорд-губернатор…
– Знаю. Мустанг ввела нас в курс дела.
– Иди сюда, чертов верзила! – восклицает Куинн, выходит вперед, обнимает меня и целует в щеку.
От нее пахнет домом. Как же я скучал по ним! Ветер воет, проходя через наше защитное поле. Бионик-глаз Севро неестественно сверкает на фоне бледной кожи. Куинн протягивает мне гравиботы цвета черного дерева, и я тут же натягиваю их.
– Мустанг вызвала нас с окраин, но мы пришли не ради нее и не ради Августуса. Мы пришли ради тебя, Жнец, – усмехается Севро и сплевывает на ковер, отчего Куинн недовольно морщится. – Мы видели, что ты сделал с Кассием, и готовы поддержать тебя в твоем начинании!
