Поворачиваюсь к Виктре. Ее взгляд столь красноречив, что я тут же вспоминаю слова Шакала, которые тот сказал мне после покушения, устроенного Эви: Виктра любит меня. Неужели все действительно так просто? Всему, что она делает, есть объяснение, не связанное с выгодой и прибылью, как это принято у Юлиев. Она поддалась обычным человеческим чувствам. Интересно, а смог бы я полюбить ее? Нет. Нет, потому что, будь этот мир иным, Мустанг никогда не стала бы сражаться, никогда не проявила бы жестокость, а Виктра останется собой при любых обстоятельствах. У нее душа воина, совсем как у Эо, – слишком дикая и пламенная, чтобы найти покой и удовлетворение в мирной жизни.
Мустанг замечает, что между мной и Виктрой что-то происходит, и быстро говорит:
– Так тому и быть. А теперь вернемся к делам насущным. Плиний готовится к встрече с нами, в его руках основная часть нашего флота. Он заставил всех знаменосцев отца подписать документ, согласно которому они сдаются на милость верховной правительницы и поддерживают реструктуризацию Марса. Насколько я понимаю, благодаря этому политик станет главой собственного дома. Вместе с Юлиями и Беллона Плиний будет править Марсом. Как только мир будет заключен, сделку скрепят публичной казнью моего отца во дворе нашей цитадели в Эгее, – сообщает Мустанг, обводит взглядом всех нас, а потом продолжает, подчеркивая важность каждого слова: – Если нам не удастся спасти Августуса, считайте, что война проиграна. Лорды лун не придут к нам на помощь, а, наоборот, пошлют против нас свои корабли. Силы веспасианцев с Нептуна тоже встанут на сторону победителей. Мы останемся одни против всего Сообщества, а потом умрем.
– Так, понятно. Значит, долго думать тут нечего, – киваю я. – Надо сначала вернуть наш флот, а потом – Марс. У кого есть предложения?
33
Танец
Мне снится сон о прошлой жизни. Локоны Эо обвиваются вокруг моих пальцев. Вокруг мирно дремлет Долина. Все спят, даже дети еще не проснулись. На узловатых ветвях растущих неподалеку сосен сидят птицы. Тишину нарушает лишь звук дыхания Эо и потрескивание догорающего огня в очаге. Постель пахнет ее телом – здесь нет ни аромата цветов, ни духов, только землистый, мускусный запах ее кожи, волос, горячего дыхания, обжигающего мою щеку. Ее волосы были того же цвета, что наша планета. Растрепанные, грязные и рыжие, как и у меня. За окном звонко кричит птица, настойчиво и без умолку, все громче и громче…
Просыпаюсь оттого, что кто-то стучится в дверь.
Откидываю мокрые от пота простыни, спускаю ноги с кровати и командую: «Видео!» Передо мной возникает голографическое изображение коридора. Перед дверью стоит Мустанг. Я инстинктивно встаю, чтобы открыть ей, но у порога замираю в нерешительности. План уже составлен, нечего обсуждать в столь неурочный час. По крайней мере, ничего хорошего из этого точно не выйдет…
Наблюдаю за ней по видеосвязи. Она переминается с ноги на ногу, что-то держит в руках. Если я впущу ее, то… то мы оба пожалеем. Я уже обидел Рока. Погибли из-за меня Куинн, Тактус и Пакс. Если мы снова сблизимся, то я буду последней сволочью. В лучшем случае ей удастся пережить эту войну, а потом она узнает всю правду обо мне. Пячусь назад, но тут из коридора доносится голос Виргинии:
– Дэрроу, не будь свиньей! Впусти меня!
Моя рука принимает решение за меня.
Мустанг сменила форму на черное кимоно, волосы мокрые и распущенные. Рядом с ошивающимся в коридоре Рагнаром она кажется хрупкой, словно фарфоровая статуэтка.
– А я что тебе говорила? – поворачивается Мустанг к Рагнару. – Так и знала, что ты не спишь, а вот Рагнар упрямился, утверждал, что тебе нужен здоровый сон. Даже еду у меня отказался брать!
– Что ты хотела? – спрашиваю я куда холоднее, чем намеревался.
– Я… – Виргиния неловко переминается с ноги на ногу. – Я боюсь темноты… – неожиданно заявляет она и проходит в комнату, но Рагнар не двигается с места, наблюдая за каждым ее движением.
– Рагнар, я же сказал тебе: иди спать! – командую я, но тот застыл как вкопанный. – Рагнар, если я даже с ней не в безопасности, то мне лучше вообще отсюда не выходить! Поди отдохни!
– Я сплю с открытыми глазами, господин.
– Серьезно?
– Да.
– Тогда делай это в своей каюте, меченый, приказ не обсуждается! – строго говорю я тоном хозяина, так что мне самому становится неловко.
Он неохотно кивает и беззвучно удаляется по коридору. Дверь моих покоев с шипением закрывается. Оборачиваюсь. Мустанг с интересом изучает мои апартаменты. Здесь все из дерева и камня, металла почти нет, на стенах вырезаны лесные пейзажи. На что только не идут люди, лишь бы ощущать себя частью прошлого, а не будущего.
– Севро, наверное, вне себя, ведь теперь за тобой по пятам увивается кто-то, кроме него.
– Севро немного повзрослел с тех пор, как вы с ним виделись в последний раз. Он теперь даже спит в кровати, – говорю я, и Мустанг смеется.
– Рагнар был твердо намерен спровадить меня! Я даже подумала, а вдруг ты не один…
– Ты же знаешь, я не пользуюсь услугами розовых.
– А у тебя тут просторно! Целых шесть комнат для одного странного парня! Ты не собираешься предложить мне что-нибудь выпить?
– Прости! Чего тебе…
– Спасибо, ничего! – быстро перебивает меня Мустанг и дает голосовую команду включить музыку – Моцарта. – Хотя ты же не особенно любишь музыку, да?
– Не такую. Она какая-то… неискренняя.
– Неискренняя?! Моцарт был революционером, настоящим гением! Он всегда восставал против лицемерия!
– Возможно, – пожимаю плечами я. – Но потом лицемеры взяли его в оборот.
– Иногда ты ведешь себя как мужлан! А я-то надеялась, что эта твоя розовая… как ее? Теодора? Надеялась, что она хоть немного приобщит тебя к настоящей культуре. А какая же музыка тебе нравится? – спрашивает Мустанг, поглаживая резного волка, ведущего стаю на охоту. – Надеюсь, не это электронное безумие, под звуки которого трясут своими башками упыри! Неудивительно, что этот стиль придумали зеленые… Ощущение, будто у робота случился эпилептический припадок!
– Часто имела дело с роботами? – интересуюсь я.
Мустанг разглядывает Доспехи Победы в смежной с коридором комнате. Их подарила Повелителю Праха верховная правительница после того, как тот сжег Рею. Мустанг скользит пальцами по инкрустированному перламутром металлу.
– У оранжевых и зеленых в доме отца было несколько штук в инженерных лабораториях. Древние, ржавые машины. Отец приказал привести их в порядок и отправить в музей, – тихо смеется Мустанг. – Он водил меня туда в детстве, когда я еще носила платьица, а мама была жива. Он роботов терпеть не мог. Помню, как мама смеялась над его паранойей, когда Адриус попробовал починить какие-то боевые модели из Евразии. Отец был убежден, что роботы рано или поздно подчинили бы себе людей и стали править Солнечной системой, если бы империи Земли не были уничтожены, – добавляет она, и я не выдерживаю и разражаюсь хохотом. – Ты чего? – удивленно спрашивает она.
