Гейтс не получил от этого дела удовлетворения. Microsoft решительно доказывала, что обвинения в ее адрес обусловлены ревностью компаний-конкурентов. Некоторые экономисты, идеологи свободного рынка, вроде гуру рейганомики и тэтчеризма Милтона Фридмана, осуждали антимонопольные меры, считая их неподобающими в Америке. «Вы будете с раскаянием вспоминать тот день, когда обратились к правительству, — заявил Фридман. — С этих пор компьютерная индустрия, которой очень повезло — она была относительно свободна от правительственного вмешательства, — начнет испытывать постоянное усиление регулирования»
[807]
. Так или иначе, Microsoft была признана виновной в нарушении Акта Шермана, и в июне 2000 года ей было вручено решение суда: выделить выпуск Internet Explorer в отдельную компанию. В следующем году правительство и Microsoft достигли соглашения, по которому компания обязалась поделиться частью своих технологий с другими. По сравнению с карами, которые ей грозили, и критикой, прозвучавшей в ее адрес, итоговые условия соглашения выглядели лишь мягким упреком. Было ли это признанием того, где теперь реальная власть?
Но юридические битвы Microsoft отнюдь не закончились. В 2000-е годы Еврокомиссия раз за разом штрафовала компанию за антиконкурентные действия. К этому моменту Гейтс уже отступил от корпоративной линии фронта и посвятил себя тому, что называл своей второй карьерой, — филантропии. В январе 2000 года он сложил полномочия генерального директора компании, которую создал в 1975 году, и остался председателем совета директоров — это отнимало один день в неделю. Ему исполнилось всего сорок четыре года. Как и Эндрю Карнеги, Билл Гейтс, безжалостными методами заработав деньги, теперь хотел только одного: расстаться с ними. В 1997 году он вложил 94 миллиона долларов в благотворительный фонд, который через два года переименовал в Фонд Билла и Мелинды Гейтсов. Его капитал со временем вырос до 2 миллиардов долларов, а работа была сосредоточена на программах развития здравоохранения, прежде всего на борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией.
Чем больше становилось личное состояние Гейтса благодаря росту акций Microsoft, тем больше он стремился жертвовать. На данный момент он принял обязательство выделять каждый год по 4 миллиарда долларов. В известной церемониальной речи в своей альма-матер он говорил о том, что жил в привилегированных условиях: «Я покинул Гарвард, не имея реального представления об ужасном неравенстве, существующем в мире, об устрашающем разрыве в области здравоохранения, благосостояния и жизненных возможностей, который обрекает миллионы людей на жизнь, полную отчаяния»
[808]
. Похоже, что дорогостоящее обучение в элитном университете не помогло Гейтсу познать основы жизни за пределами его привилегированного мирка с установкой на достижения. И он был не единственным предпринимателем, который узнал об ужасах бедности лишь после того, как заработал свое состояние и позволил себе расслабиться.
Гейтс, будучи специалистом по вычислительным системам, вычислил стоимость жизни: «Никто не финансирует ничего для остальных трех миллиардов. Кто-то оценил, что стоимость спасения жизни в США — 5 или 6 миллионов долларов; столько наше общество готово тратить. Жизнь за пределами США можно спасти меньше чем за 100 долларов. Но многие ли готовы на такую инвестицию?»
[809]
На собрании Всемирной ассамблеи здравоохранения в 2005 году он сказал, что они с Мелиндой «не могли не прийти к жестокому выводу, что в нашем сегодняшнем мире одни жизни считаются достойными спасения, а другие нет». Но, в отличие от других миллиардеров Кремниевой долины, Гейтс не считает интернет сам по себе ключевым инструментом решения самых непреодолимых мировых проблем. У него взгляды более традиционные, как, возможно, и у всего его поколения: «Возьмем вакцину от малярии, эту странную вещь, о которой я сейчас размышляю. Гм, что же важнее — сеть коммуникаций или вакцина от малярии? Если вы считаете, что коммуникации, здорово. Но я так не думаю»
[810]
.
Даже в начале существования Фонда Гейтсов его ежегодный бюджет был больше, чем бюджет Всемирной организации здравоохранения. В 2006 году фонд получил еще 1,5 миллиарда долларов от Уоррена Баффета — второго человека в списке Forbes после Гейтса в тот момент — с обещанием, что за остаток его жизни он увеличит свои вложения в фонд до 31 миллиарда. Дружба между первопроходцем компьютерной эпохи и финансовым магнатом, которых разделяют двадцать пять лет разницы в возрасте, началась в 1991 году, когда мать Гейтса убедила его побывать на встрече, где присутствовали Баффет и Кэтрин Грэм, тогдашний издатель Washington Post. Гейтс шел туда с неохотой, но эти двое сразу нашли общий язык. Гейтс говорит, что Баффет убедил его прочитать «Отчет о мировом развитии» — анализ бедности по всему миру, который готовит Всемирный банк.
Еще одна история показывает, какие связи возникают между сверхбогатыми в их герметично запечатанных мирах. В 1993 году Гейтс попросил пилота своего частного самолета приземлиться в Омахе (штат Небраска), где на аэродроме ждал Баффет. Тот отвез Билла и Мелинду в принадлежащий ему ювелирный магазин Borsheims и дал советы, какое обручальное кольцо приобрести. «Слушай, Билл, это не мое дело, но когда я женился, я потратил 6 % своих денег на кольцо, — сказал Баффет. — Правда не знаю, насколько сильно ты любишь Мелинду»
[811]
. Для людей, у которых есть все, такие моменты имеют особую значимость. Баффет купил долю в этом почтенном магазине и хотел продемонстрировать этот факт. Гейтс же хотел продемонстрировать его своей будущей жене крупным планом.
Чем успешнее становился Гейтс, тем более укреплялся в мысли, что он и другие члены сверхбогатой элиты наделены особыми талантами. И в этом он был не одинок. Чувство собственного превосходства, раздутое эго становились неизбежными и неотъемлемыми чертами характера интернет-миллиардеров, вращающихся в одном кругу с банкирами, менеджерами хедж-фондов, венчурными инвесторами и магнатами мира прямых инвестиций. Они пришли к выводу, что их таланты применимы ко всему, на что они решат направить свой ум. Феноменальные успехи гиков в их собственной области побудили их взяться за форсированную версию филантропии, которая принимает за точку отчета взгляды Карнеги и его «Евангелие богатства», но в своих амбициях и влиятельности заметно превосходит его начинания. Гейтс признавал, что многим обязан «первому поколению больших филантропов», в том числе Карнеги, Рокфеллеру и Генри Форду
[812]
.
