Дань поступала изо всех уголков империи Атауальпы. Многие недели преданные инки — мужчины, женщины и дети — стекались в Кахамарку, неся на плечах драгоценные предметы из золота и серебра, чтобы наполнить комнаты выкупом. Со всей страны прибывали религиозные предметы, тарелки, кубки, блюда и урны, взятые из храмов, усыпальниц и дворцов. Все, что требовалось от испанцев, — сидеть и ждать. Метод Писарро стал прецедентным для сбора дани в захваченном испанцами Перу. Трое из его людей отправились в Куско с отрядом из местных жителей, чтобы ускорить доставку партии из столицы. Она включала семьсот золотых пластин, сорванных с храмовых стен. Эрнандо де Сото, один из капитанов Писарро, только в одном военном лагере инков нашел золото на восемьдесят тысяч песо и четырнадцать крупных изумрудов
[240]
.
С мая по июль 1533 года под бдительным надзором конкистадоров команда местных работников плавила золото в девяти печах. Необычайные произведения искусства были утрачены навсегда. Золото отливалось в слитки, взвешивалось, на нем проставлялась королевская печать, и оно отправлялось в Испанию. Для конкистадоров золотые предметы не имели собственной ценности, эстетической или романтической притягательности; его ценность определялась лишь весом. Каждый день кузнецы расплавляли золота на шестьдесят тысяч песо
[241]
.
Была введена четкая система вознаграждений. Запрещалось прятать и красть золотые и серебряные предметы; все они собирались централизованно, расплавлялись и разделялись согласно указаниям Писарро. Пехотинцам полагалось по одной доле, примерно равной сорока пяти фунтам золота и девяноста фунтам серебра. Всадники получали вдвое больше, хотя доля отдельно взятого человека часто менялась в зависимости от его личной роли в завоевании. Люди низкого звания редко получали все положенное, но мало кто жаловался. Таких денег они прежде никогда не видели.
Франсиско Писарро получил в тринадцать раз больше, чем рядовой пехотинец, а также золотой трон Атауальпы (а это еще две доли). В общей сложности четверо братьев Писарро взяли двадцать четыре из двухсот семнадцати частей выкупа — относительно демократично
[242]
. Они могли забрать и больше, но, наверное, боялись недовольства солдат. В основе же всех таких сделок, начиная со времен Колумба, был «откат» короне — королевская пятина, которая взималась со всей добычи из колоний независимо от способа ее получения. Эти условия напоминают правила игры в современной России: мы не трогаем вас, пока в нашу казну плывут денежки.
Золота в Перу было так много, что европейцы расплачивались им между собой, даже не утруждаясь его измерением или взвешиванием
[243]
. Многие конкистадоры, собираясь в экспедию, набрали долгов, зная, что выплатят их, как только начнет поступать золото
[244]
. Завещания многих испанцев, умерших от болезней, от рук инков или в последующих гражданских войнах, показывают, что заметную долю завещанного ими имущества составляли деньги, которые им были должны их «компаньеро».
Поразительные успехи Писарро в ограблении Атауальпы принесли ему огромное уважение, но и вызывали все большую зависть. Когда прибыл Альмагро со своим отрядом из ста пятидесяти солдат, производство (а точнее, расплавление) золота шло полным ходом. Вновь прибывшие не присутствовали в Кахамарке, поэтому жаждали заполучить собственную добычу
[245]
.
Сохранение Атауальпы в качестве официального правителя инков было продуманным шагом. Это гарантировало, что его будут слушаться и что золото будет поступать стабильными темпами. Атауальпа считал, что захватчики получат свой выкуп и покинут страну. Он не понимал, как столь малое число людей намеревается заселить его империю и отобрать его земли. Он недооценил их решительность.
Когда выкуп собрали, Писарро уже не нуждался в Атауальпе. Но ему требовалось убрать с дороги де Сото, который подружился с пленным инкским правителем: они вместе играли в шахматы. Писарро под надуманным предлогом отправил защитника Атауальпы в экспедицию в захолустье, а затем внезапно устроил над царем суд за убийство его брата, о чем все давно знали и с чем тогда молчаливо согласились. Писарро приказал его удушить, но сначала силой обратить в христианство.
По возвращении де Сото заявил, что Испания не вправе была казнить суверенного правителя в его собственной стране. Писарро лишь пожал плечами. Потом король Карл также выразил свое возмущение тем, что незаконнорожденный авантюрист из Трухильо совершил цареубийство: «Мы недовольны гибелью Атауальпы, ибо он был монархом, и особенно возмущены тем, что это совершилось под именем правосудия». Но Писарро знал, что при всем своем деланном гневе король скоро забудет этот инцидент, в восхищении наблюдая за стекавшимися в страну богатствами. Кроме того, он сделал одной из своих наложниц десятилетнюю
[246]
жену Атауальпы Кусиримай Окльо Юпанки. Она взяла имя Анхелина и впоследствии родила Писарро двоих сыновей, Хуана и Франсиско.
Империя инков пришла в смятение, и Писарро начал процесс формальной колонизации Перу, чего так ждала испанская корона. Выбрав нового марионеточного императора, испанцы двинулись в Куско. Их капитаны въехали во дворцы инков, выбросив оттуда прежнюю знать. Солдаты получили участки земли в центре города, что позволяло защищать его колонизированную часть. Снова началась переплавка золотых изделий. Золота в Куско оставалось вдвое меньше, чем в Кахамарке, — значительная его часть ушла на уплату выкупа за Атауальпу, — но зато в городе хранилось в четыре раза больше серебра. Люди Альмагро наконец получили свою награду. Они разрушили храм Кориканча — важнейшее место поклонения богу солнца во всей империи. В нем находился искусственный сад, где стебли растений были выполнены из серебра, а початки — из золота. Все это изъяли и переплавили. Кристобаль де Молина — священник, наблюдавший за процессом, отметил: «Их единственной заботой было забрать золото и серебро, чтобы всем обогатиться; но уничтожалось нечто куда более совершенное, чем все, чем они когда-либо наслаждались и обладали»
[247]
. Очистив храм от золота, они устроили в нем свою церковь.
Расхищение культурных ценностей происходило в колоссальных масштабах. После попадания Куско в руки испанцев покорение Перу завершилось. «Этот город — величайший и прекраснейший из всех в этой стране и где-либо еще в Индии, — сообщал Писарро королю. — Мы можем заверить Ваше Величество, что он столь красив, в нем столь великолепные здания, что даже в Испании он был бы достопримечательностью». Однако было решено, что Куско — неподходящее место для столицы новых территорий, и в январе 1535 года Писарро заложил на побережье новый город Лиму. Это было одно из тех достижений, которыми он более всего гордился.
