Оценки Эндрю Карнеги и его поколения — неоднозначные и запутанные, что отражает характер нашей эпохи. Как справедливо отмечал Джозефсон, Карнеги и другие подобные ему люди пользовались всеми возможными формами финансовых афер, чтобы достичь вершин: они делили между собой железные дороги, сталелитейную и стальную отрасль, банки, вытесняя с рынка конкурентов. Они швырялись деньгами, пока некоторым из них не стало скучно и они не начали искать более продуктивные способы потратить свои состояния. И на каком же моральном основании они заработали право стать арбитрами социального развития Америки и мира?
Карнеги много и упорно размышлял о философском оправдании своей деятельности. Он был убежден, что законы, нормы и налогообложение — это признаки отсталой страны, враждебной бизнесу и просвещению. Он занимался благотворительностью столь же целеустремленно, как и коммерческими предприятиями. Его мышление задало тренд, которому последовала современная порода олигархов, программистов из Кремниевой долины, банкиров и управляющих хедж-фондами. Как говорил в 1840-х Томас Карлейль, «всемирная история есть лишь биография великих людей». Карнеги и его коллеги, бароны-разбойники, верили, что исполнены именно такого величия.
Глава 10
Мобуту Сесе Секо: ходячий сейф
Я не думаю, что богатство слишком сильно меняет людей.
Джефф Безос
[616]
Представление времен холодной войны о том, что «враг моего врага — мой друг», породило, возможно, ярчайших клептократов в истории. В середине XX века недостатка в таких примерах не было. При правителе Гаити Франсуа Дювалье, известном также как «Папа Док», экспроприация богатств в интересах узкого круга приближенных сопровождалась убийствами и пытками. Это привело к массовому бегству профессионалов из страны и ее дальнейшему обнищанию. Однако готовность досаждать кубинскому лидеру Фиделю Кастро принесла Дювалье пусть и неохотную, но все же поддержку Вашингтона. Более надежным оказался генерал Анастасио Сомоса Гарсия из Никарагуа: как сказал о нем президент Ф. Д. Рузвельт, «сукин сын, но наш сукин сын». Сомоса руководил традиционным в экономическом смысле и консервативным режимом, опираясь на репрессии и вымогательство. Концессии, выделенные иностранным (в основном американским) компаниям, а также откаты помогли ему накопить состояние, оценивающееся в 400 миллионов долларов. Фердинанд Маркос и его жена Имельда настолько же эффективно правили на Филиппинах. Имельда утверждала, что ее шопинг-туры по всему миру — это долг, который ей необходимо исполнить — и стать «этаким лучом светом, звездой, указывающей путь бедным».
Самым вопиющим примером западного сателлита у власти был Мобуту Сесе Секо, правитель Конго и еще один член клуба сверхбогатых. Он захватил власть в ходе переворота в 1965 году, а затем, благодаря поддержке Вашингтона и Западной Европы, воспользовался своим положением, чтобы стать одним из самых богатых, даже вопиюще богатых людей XX века. Один французский министр назвал его «ходячим сейфом в шапочке из леопардовой шкуры». Он укреплял свой контроль над страной, позволяя своим друзьям красть деньги государственных организаций и устраивая публичные казни соперников при большом собрании народа. Соединенные Штаты (как и французы с бельгийцами) закрывали глаза на это государственное насилие, запугивание и воровство. В обмен на сырьевые контракты с западными компаниями и на помощь в сдерживании коммунизма на континенте Мобуту имел доступ в кабинеты президентов США, от Эйзенхауэра до Джорджа Буша-старшего. Впоследствии американские спонсоры отказались от него — но лишь тогда, когда демократические движения положили конец советской власти.
Колоссальное количество недвижимости, принадлежавшей Мобуту, стало легендой: от особняка на Лазурном Берегу до любимого дворца в Гбадолите, «Версаля джунглей» в тысяче километров от Киншасы, столицы страны. Мобуту убедил себя и стремился убедить страну в том, что его обогащение — патриотический долг. Богатство и престиж вождя, доказывал он, — это лучший барометр, по которому можно судить об успехах развивающейся страны.
Эта глава — не просто исследование человеческой алчности. В ней я разбираю связи между конфискацией богатств, криминалитетом и более общими геостратегическими расчетами. Ситуацию, в которой личное обогащение и realpolitik достигают своего апофеоза.
Потягивая на закате дня свое любимое розовое шампанское Laurent Perrier, президент Мобуту мог ощущать сполна, насколько ему повезло в жизни. Попробуйте найти такого руководителя страны, незаконного отпрыска повара и горничной, которому хватило бы денег и наглости, чтобы построить в чаще джунглей мраморный дворец, а рядом еще и взлетно-посадочную полосу для своего «Конкорда»
[617]
, чтобы отправлять жен и любовниц на шопинг в Нью-Йорк и Париж.
Немногим удалось настолько разграбить и обессилить свою страну, как этому человеку — Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду ва за Банга; или, если почтительно воспроизвести его полный титул, «всемогущему воину, идущему от победы к победе и оставляющему за собой огненный след». Он сделал это лишь потому, что подвернулась возможность. Он заполучил страну, балансирующую на грани анархии, вскоре после ее освобождения от колониальной зависимости. Он пытал и публично казнил своих противников. Он помог обогатиться достаточному числу людей, чтобы создать буфер между собой и обществом. И будучи надежным оплотом борьбы с коммунистическими восстаниями в Африке, он пользовался необходимым покровительством со стороны Соединенных Штатов и большей части мира почти до последних своих дней.
Конго, в котором родился Жозеф-Дезире Мобуту в 1930 году, был классическим торговым форпостом в богатой сырьем земле — на территории более обширной, чем Франция, Германия, Италия, Испания и Британия вместе взятые. Во время борьбы за африканские колонии в конце XIX века Конго оказался под властью бельгийского короля Леопольда II, чей режим раздирали коррупция и жестокость (это описывается в романе Джозефа Конрада «Сердце тьмы» 1902 года). Ужасные условия труда привели к гибели миллионов людей, еще несколько миллионов стали жертвами португальской работоторговли. Подавляющее большинство переживших этот режим были совершенно нищими, хотя бельгийцы создали по своему образу и подобию тонкую прослойку местного среднего класса в высшим образованием, Эту прослойку называют évolués.
Когда-то Мобуту, сообразительного, но проблемного подростка, отправили на службу в бельгийские колониальные внутренние войска, где все офицеры были белыми. В такой системе местные жители, даже самые способные, как правило, не могли сделать карьеру. Дослужившись до сержанта, Мобуту взялся за административные задачи и стал работать телеграфистом, потом начал писать пробельгийские официозные статьи для военных газет. Его сочли заслуживающим повышения, но лишь до определенной степени, поскольку высшие должности были закрыты для африканцев
[618]
. В 1956 году Мобуту уволился из армии и стал журналистом. Тогда же он познакомился с несколькими молодыми интеллектуалами, агитировавшими против колониального правления. Одним из них был Патрис Лумумба — коммивояжер, торговавший пивом, и настоящий политический смутьян. Лумумба часто попадал в тюрьму и в промежутках между отсидками участвовал в основании Конголезского национального движения (MNC), одной из десятков политических партий, возникших в тот бурный и нестабильный период. Мобуту пригласил нового друга отобедать у себя дома. Услышав об очередной демонстрации, они прыгнули на мотоцикл Мобуту и вместе помчались в город по знойной дневной жаре, перекрикивая треск выхлопной трубы, опьяненные предвкушением политических перемен. Два года спустя один из них организовал убийство другого
[619]
.
