Когда Гуркин удалился на кухню готовить обещанный чай, Мила бросилась
к его пиджаку.
— Дурак, — шепотом обругала она его. — Если
бы головная боль проходила от чая, половина фармацевтических фирм разорилась
бы.
Обнаружив во внутреннем кармане пиджака трубочку с
таблетками, она подумала: «Да-а… Непросто дается аспирантам наука. Небось мозги
егозят днем и ночью». Когда она клала таблетки на место, то услышала, как в
другом кармане звякнули ключи. Невинное любопытство повело ее руку в нужном
направлении, и через секунду она разглядывала то, что извлекла на свет божий. Это,
без сомнения, были ключи от машины. «Вот так номер! — опешила Мила. —
Как такое может быть? Бедствующий Гуркин, который за полторы тысячи рублей
готов тратить на меня пропасть времени, оказывается, имеет машину? И зачем-то
скрывает это от меня».
Она положила ключи назад в карман и после некоторого
размышления решила, что на самом деле все наверняка не так, как выглядит.
«Кажется, я и сама могу придумать ответ на свой вопрос, — рассудила
она. — Наверняка машина не его. Или друга, который одолжил ее Гуркину для
того, чтобы тот встретил кого-то из родственников на вокзале, или вообще
казенная. Возможно, завтра Андрюше придется с самого утра возить профессоров по
городу на разные заседания. Есть и третий вариант — Гуркин подрабатывает где-то
еще. Допустим, несколько дней в неделю он возит по магазинам какую-нибудь фифу
из богатых, которая сама водить не умеет». Успокоенная, Мила вернула ключи на
место и отправилась на кухню пить чай.
Памятуя, что в ресторан явится Орехов, все оставшееся время
она усердно трудилась над собой и в конце концов добилась потрясающих
результатов. Даже обычно сдержанный Гуркин несмело присвистнул, когда она
предстала перед его взором.
* * *
Первым в ресторане, куда они прибыли, им повстречался как
раз Орехов. Он со одержанной усмешкой кивнул Гуркину и сейчас же обратился к
Миле:
— Мне кажется, Милочка, нам следует подойти к
прадедушке вместе.
— Втроем? — изумилась та. — Не думаю, что это
хорошая идея.
— Зачем втроем? Только мы с тобой. Ты и я. В конце
концов, мы еще не разведены.
— Если ты хочешь рассердить Андрея, то у тебя не
получится. Он выше ревностил мелких дрязг. Правда, дорогой?
Гуркин победоносно улыбнулся, вскинув голову и придав
подбородку некоторое подобие твердости.
— Может быть, ты познакомишь нас, как
полагается? — сладенько улыбнулся Орехов, с преувеличенной
торжественностью протягивая Гуркину руку. — Илья. А вы, кажется, Андрюша?
— Друзья зовут меня Андреем. Но если вам нравится все
уменьшительно-ласкательное, я не против Андрюши, — ответствовал тот,
напыжившись.
— А ты бледна, — снова обратился Орехов к жене,
изображая всем лицом тревогу и заботливость.
— Всего лишь мигрень. А ты что подумал? Что на меня
подействовала встреча с тобой?
— Трудно так не подумать, — пожал плечами
Орехов. — В прошлое наше свидание ты тоже выглядела не лучшим образом.
— Потому что у меня были серьезные проблемы.
— Кстати, ты их уже решила?
— Решаю, — неопределенно ответила она и взяв
Гуркина под руку, плавно обвела его вокруг Орехова.
Они направились к имениннику вручать подарок. Гостей в
банкетном зале было много. Как раз в этот момент они начали усаживаться за
столы, смеясь и переговариваясь. Дамы все поголовно были декольтированы и
надушены. Именно они рождали вокруг себя оживление и держала в тонусе
казавшихся издали почти одинаковыми мужчин.
— Тебе не кажется, что для прадедушки этот праздник
слишком многолюден? — спросил подкравшийся сзади Орехов, воспользовавшись
тем, что Гуркин отвлекся. — Вот, выпей, голова пройдет. — Он протянул
ей фужер с красным вином. — Или ты после нашего разрыва уважаешь только
очень крепкие напитки? Такие, которые напрочь отшибают память?
Мила рассердилась. Уж не намекает ли гнусный Илья на то, что
она безутешна? И топит свое горе в сорокаградусной? Приняв фужер, она мелкими
глотками расправилась с его содержимым, не останавливаясь, чтобы передохнуть.
— Умница, — похвалил Орехов, отнимая у нее пустую
посудину. — Вот увидишь, очень скоро ты почувствуешь себя совсем
по-другому.
Он оказался прав. Через некоторое время, когда народ наелся
и пошел плясать и вовсю общаться, Мила ощутила внутри себя первые симптомы
неблагополучия. Гуркина увели на перекур две ее двоюродные тетки. Он
преподносил им огонек и дежурно улыбался. А они бегали вокруг него и гладили по
рукавам пиджака.
— Мама, — сказала Мила, пробравшись к сидящей
неподалеку от задремавшего прадедушки матери. Та была окружена горсткой
стариков и старушек, носивших фамилию Лютиковы. — Мама, со мной что-то не
так.
— Дорогая, не комплексуй, ты потрясающе
выглядишь! — мельком глянув на нее, ответила та.
— Дело не в этом, мама. Мне совершенно внезапно стал
нравиться Николай.
Мила неотрывно глядела на Ольгиного мужа, стоявшего в самом
темном углу банкетного зала. Он что-то подбирал с большой тарелки, которую
держал на весу.
— Не понимаю, чем ты так расстроена, — ответила
мама в промежутке между репликами своих дряхлых собеседников. — Вся семья
будет только рада, если ты прекратишь его третировать.
— Мама, он мне больше чем нравится, — пробормотала
Мила, делая первый неуверенный шаг в сторону Николая. — Он выглядит божественно.
Странно, почему я не замечала этого до сих пор?
Ей показалось, что в зале стало гораздо жарче, чем раньше, и
еще откуда-то неожиданно зазвучал внутренний голос. Он стал поспешно
нашептывать ей, что с Николаем непременно следует познакомиться поближе. Ведь
недаром же от него тащатся все женщины. Разве она не такая, как все? Чем она
хуже?!
Дальнейшее ей помнилось достаточно смутно. Вроде бы подходил
к ней Орехов с длинным жеребячьим лицом и подносил новые фужеры красного вина.
Еще она помнила близкие глаза Николая, и его калиброванные зубы, и разъяренную
физиономию Ольги, которая держала перед ее глазами пальцы щепотками, как будто
собиралась царапаться. Потом появился пахнущий болгарским табаком Гуркин, он
что-то приговаривал, словно воркующий голубь, и прижимал голову Милы к своей
груди.
Ее почему-то начал вдруг страшно раздражать его крапчатый
галстук, и она вцепилась в него зубами и принялась терзать, истекая слюной.
Потом ей стало смешно, потому что все вокруг сделалось размытым и звуки куда-то
провалились. Гости открывали рты и ожесточенно размахивали руками, как
онемевшие спортивные болельщики. Мир начал вращаться — сначала медленно, но с
каждой минутой все быстрее и быстрее, и Мила по этому поводу хохотала так, что
на глазах выступили слезы.
Очнулась она от страшного сотрясения и, приоткрыв глаза,
увидела над собой широкое лицо Листопадова.
