— Ваша вторая жена. По крайней мере, она так
представилась. Вон-вон, глядите, — оживился он, мотнув головой в сторону
зала. — Она снова пробежала.
— Если это шутка, — начал Гуркин таким сдавленным
голосом, словно галстук на его шее был затянут слишком туго, — то она
зашла слишком далеко.
— Помилуйте, какие уж тут шутки! Она ужинала с
иностранцами, с французами… И переводчик с ними.
— Элла! — позвал Гуркин, повернувшись к блондинке.
Та подошла и взяла его под руку. — Пойдем к французам, они, оказывается,
давно уже там.
— Ну, подождали немного, — равнодушно ответила
та. — Ничего страшного не случилось.
— Надеюсь, — пробормотал Гуркин и с тревогой
посмотрел на метрдотеля.
Тот тоже отправился в зал, пристроившись у парочки в хвосте.
Как только они миновали первый столик, из-под него выскочила Мила и метнулась в
холл. Гардеробщик, уверенный, что Гуркин заплатит за всех своих женщин, только
саркастически ухмыльнулся и подал ей верхнюю одежду.
— Послушайте, — сказала Мила, воровато озираясь по
сторонам. — Не могли бы вы кое-что для меня прояснить?
Она расправила украденную стодолларовую бумажку и протянула
гардеробщику. Тот поднес ее к глазам и внезапно принюхался.
— Она немного пахнет мужскими ногами, — сообщила
Мила. — Но при этом, безусловно, настоящая.
Гардеробщик сделал незаметное движение кистью, и бумажка
исчезла навсегда.
— Что вас интересует?
— Не что, а кто. Андрей Валентинович. Гуркин. Он, как я
поняла, тут частый гость?
— Раз в неделю точно появляется, — согласился
гардеробщик.
— А эта блондинка?
— Его жена. Элла Гуркина. Не знаю, сколько зарабатывает
сам Андрей Валентинович, но супруга его стоит очень дорого. У нее собственный
бизнес. Железная женщина, скажу я вам. Частенько ведет здесь деловые
переговоры.
— Что еще вы про нее знаете?
— Ничего, — пожал плечами гардеробщик.
— А про него?
— Он неравнодушен к блондинкам, — тонко усмехнулся
тот.
— И это все?!
— А вы на что рассчитывали? На милицейское
досье? — оскорбился гардеробщик.
Увидев краем глаза, что метрдотель возвращается обратно,
Мила только махнула рукой и поспешила ретироваться. На улице было холодно,
Листопадов бродил возле двери ресторана и гонял камушек.
— Он женат! — бросилась к нему Мила. — Он
отвратительно, подло женат! Причем его жена — богатая женщина! Ты бы видел,
Саша, его костюм! Его рубашку! Его туфли стоят примерно столько, сколько
подержанная машина! От него пахнет «Черутти»! А когда он приходит ко мне, от
него несет дешевым мылом и бедностью!
Захлебнувшись восклицательными знаками, Мила упала
Листопадову на грудь. Тот похлопал ее по спине и, взяв за шиворот, повел к
машине.
— Умоляю вас страдать дома! — прокряхтел он,
запихивая Милу на переднее сиденье. — Сейчас отвезу вас обратно. И не
обижайтесь на добрый совет — незачем следить за мужчинами. Чем меньше о них
знаешь, тем крепче спишь.
— Какой сон! — воскликнула Мила, нащупывая в
кармане фляжку Листопадова. — Без снотворного я сегодня, конечно, не
засну.
— А вот снотворное я, пожалуй, заберу обратно, —
не согласился тот, косясь на фляжку. — Уверен, что оно не понадобится, и,
как только вы коснетесь головой подушки, тут же заснете.
— Сначала мне нужно повидать Глубоководного, —
скорбно сказала Мила.
Листопадов усмехнулся. Его забавляла фамилия, которую
соорудил Константин на базе собственной.
Константин оказался дома. Вернее, в квартире на третьем
этаже, которую они с Борисом сняли для проведения своего кустарного
расследования. Распахнув дверь и увидев на пороге взволнованную Милу в куртке
нараспашку и в обтягивающем платье, он сильно смутился и даже на секунду
потупился.
— Послушайте, Константин, — решительно сказала
она, переминаясь с ноги на ногу. — Мне нужно сказать вам кое-что важное.
Глубоков потер подбородок указательным пальцем и сообщил:
— Я сейчас немного занят. — Он понимал, что,
попади Мила в его гостиную, она сразу же догадается, что там никто не
живет. — Ничего, если я спущусь минут через пятнадцать?
— Да-да, конечно. Спускайтесь, когда вам удобно, —
тоже вдруг засмущалась она.
Глубоков оказывал на нее странное действие. Вероятно, ее
волновала его красота да еще тот факт, что они провели вместе ночь, о которой
она ничего не помнила.
Едва она зашла в квартиру, как позвонила подруга Татьяна.
— Ты сварила мазь? — спросила она с места в карьер
без всяких «здравствуй» и «как дела».
— У меня же не осталось больше сырья! — тут же
ощетинилась Мила. — И сегодня не было возможности съездить в лес. Я даже
еще не убрала одеяла, которые ты раскидала по коридору. И Листопадов
по-прежнему следит за мной, — добавила она, понизив голос, как будто
охранник мог слышать сквозь стены.
— Ну, ладно, — смилостивилась Татьяна. — Я
пока буду набирать заказы. Только учти, тебе придется накопать целый мешок
корней. Впереди зима, а, судя по всему, мазь твоей бабушки действительно нечто
из ряда вон выходящее. Шпатциков сказал, что он мажет ей не только то, что
предписано, но еще и вены на ногах. А его жена лечится твоей мазью от отита.
Судя по всему, первая баночка у них скоро закончится.
— Таня! Это просто замечательно. Только учти: с
сегодняшнего дня ты — в доле. Не желаю бесплатно эксплуатировать твой труд.
Главное в торговле — наличие покупателей. Можно сидеть на золоте и не суметь
продать его.
Татьяна фыркнула и положила трубку. Мила же заметалась по
квартире, вспомнив, что с минуты на минуту появится мнимый частный детектив с
синими глазами и чудесным ртом, обещающим рай на земле всякой женщине, которая
ему понравится. «Сколько дел, сколько дел! — бормотала Мила, загребая
веником рассыпанный „Геркулес“. — И все требуют денег. Боже мой! Мне же
нужно еще оплатить побелку потолка у Капитолины Захаровны! Почему получается
так, что, когда нет денег, срочные дела терпят, а как только деньги появляются,
становится невозможно ничего отложить?»
Глубоков явился к ней в голубых джинсах и черной вельветовой
рубашке, неотразимый, как молодой Делон.
— Угостите чашечкой чаю? — спросил он, неуверенно
улыбаясь. — Или дело слишком срочное, чтобы заниматься чайной церемонией?
— Я должна сообщить вам о себе кое-что
шокирующее, — выдавила из себя Мила, ведя его на кухню и принимаясь тереть
тряпкой чистый стол. — В последнее время у меня возникли кое-какие
подозрения относительно Гуркина.
— Гуркин — это ваш бой-френд? — уточнил Глубоков.