Довод подействовал, и Лариса скользнула в салон так ловко,
словно змея под камень.
— Орехов — чертовски завидная партия! — почти
сразу же принялась подогревать ее Мила. — Сама не знаю, как я упустила
такое сокровище!
— Почему вы помогаете мне? — вопросила Лариса,
плотнее запахивая плащ. Вероятно, в дороге от тряски ее мозги оживились.
— Вы еще спрашиваете! — фальшивым тоном
воскликнула та. — Мы прожили с Ореховым столько лет! Я просто не хочу,
чтобы он пошел по рукам. Одно дело — найти себе новую женщину, доказывая себе и
всему миру, что ты еще парень ого-го, и совсем другое — начать менять партнерш
с молодецкой скоростью. В этом есть что-то пошлое, вы не находите?
Шофер с ухмылкой поглядел на нее, выпустив целое облако
дыма, но Мила, привычная к вечным Ольгиным перекурам, даже не потрудилась
развеять это облако взмахом руки. Зато Лариса позади от души закашлялась.
— Эй! — предостерегла ее Мила. — Вам нужно
следить за дорогой. Никто из нас не в курсе, как заехать в загадочное Горелово.
Почему-то ей представлялось, что Горелово — дыра, каких
поискать, — с колодцами и дюжиной покосившихся домов. На деле оказалось,
что это большой охраняемый поселок. При въезде в него нарисовался шлагбаум, его
сторожил дюжий вооруженный молодец. Он посветил им по очереди в лицо мощным
фонарем и, по всей видимости, узнал Ларису, потому что громко сказал:
— Здрась-те!
— Митенька! — хихикнула та, поведя
плечиком. — Приветик!
Митенька поднял шлагбаум, не отпустив ни одного замечания.
Милу это порадовало.
— Послушайте, может быть, вы нас подождете? —
обратилась она к водителю. — Уедете богаче еще на триста рублей. Всего
пятьсот за плевую работу прокатить туда-сюда двух хорошеньких женщин. Как вы на
это смотрите?
— Шестьсот, — сказал водитель, который по
достоинству оценил расстояние, отделявшее Горелово от шоссе, ведущего в
Москву. — Без меня вы здесь надолго застрянете.
— Ну, хорошо. Только машину надо будет оставить
где-нибудь на подходах к дому.
— Остановите здесь! — скомандовала Лариса,
пристально вглядывавшаяся в освещенную фонарями перспективу.
— И развернитесь на всякий случай, — посоветовала
Мила, выбираясь наружу. — Мало ли что.
— Надеюсь, за нами не будут гнаться? — полушутя
поинтересовался водитель, провожая ее глазами.
— Гнаться? Да это мы идем с целью застукать моего мужа
с его второй любовницей! Еще кто за кем будет гнаться!
— Вы — жена, а кто это с вами?
— Его первая любовница.
— Хм, хм, — пробормотал водитель. — Надеюсь,
отголоски ваших развлечений до меня не докатятся.
Лариса тем временем пошагала к видневшемуся в отдалении
одноэтажному домику, в окнах которого горел свет. Рядом прорисовывался контур
длинного темного строения с плоской крышей.
— Это что, конюшня? — шепотом спросила Мила, боясь
потревожить окрестности громким голосом.
— Что вы! Это и есть новое производство.
— А что, что там производят? Вы ведь в курсе? — не
утерпела и в лоб спросила Мила.
Вряд ли, конечно, Лариса знает о наркотиках, но какую-то
официальную версию ей должны были выдать. Однако та ее разочаровала.
— Понятия не имею. Это секретный проект. Они все так
следят за тем, чтобы не проболтаться! И Илья, и Дивояров, и Лушкин. Даже шофер
Володя Мешков нем как рыба.
— А Лушкин — это кто? — задала интересовавший ее
вопрос Мила.
— Один из них. Не знаю… Как кто? Лушкин, и все. Этот
дом принадлежит ему. И участок, где Илья с Дивояровым пробуют свой
проект, — тоже. Короче, он тут хозяин, на этой земле.
— Забор здесь совсем плевый. Сейчас мы перелезем,
подберемся к окнам и поглядим, что там делается! Занавесочки-то — тьфу! —
тонюсенькие!
— В настоящий момент главное — поймать Трезора, —
озабоченно сказала Лариса.
— Что значит — поймать? Он будет бегать по окрестностям
и тявкать, а мы станем его ловить, чтобы заткнуть ему пасть?
— Ах, все гораздо проще. Трезор вихрем понесется на
нас, и в тот момент, когда он прыгнет, надо поймать его и поцеловать.
— Зачем это? — мрачно спросила Мила. — Это
обязательно? Знаете, давайте вы пойдете впереди.
Словно похваляясь своими потрясающими ногами, Лариса
подобрала полы плаща и просто переступила через декоративную загородку. Миле
пришлось попотеть, прежде чем она плюхнулась на клумбу внутри огороженного
участка. Тут же из темных кустов на них с молчаливой неотвратимостью понеслось
нечто белое с разлетающимися ушами.
— Трезорка! Ласточка! Иди ко мне, песочка! —
воскликнула Лариса.
Трезор прыгнул, и Лариса ловко, словно они сто раз репетировали
этот трюк, подхватила его под передние лапы. После чего смачно поцеловала в
нос.
— Тьфу! — тихо сказала Мила. — Надеюсь, он
обойдется одним поцелуем. Или требуется, чтобы его перецеловали все гости по
очереди?
— Ш-ш-ш! Трезор, будь хорошим мальчиком, не тявкай!
Лариса опустила кудрявую псину на землю, и та засеменила
впереди, путаясь у нее под ногами.
— Да он выдаст нас в любой момент, гневно прошептала
Мила.. — Собаки не умеют хранить молчание.
Это была уловка с ее стороны. Больше всего на свете ей
хотелось попасть внутрь того каменного сарая, где, судя по всему, находилось
оборудование, по виду которого можно было бы догадаться о том, что на нем
изготовляют.
— Давайте запрем его… там! — предложила она
Ларисе, указывая пальцем на «подпольный цех».
Ларису совершенно явно, больше всего на свете, интересовали
светящиеся окна жилого дома.
— Не обращайте внимания на собачку! — отмахнулась
она.
В знак протеста против столь пренебрежительного к себе
отношения Трезор задрал вверх морду, часто и взволнованно подышал и неожиданно
громко тявкнул.
— Вот видите! — укоризненно воскликнула
Мила. — Только вы заглянете в окно, как он все испортит.
— Ну, хорошо, оттащите его подальше.
— Дверь в том сарае открывается? Или там сигнализация?
— Господь с вами! Какая сигнализация? Поселок
охраняется. Ключ в каменной вазе, той, которая слева.
Мила взяла Трезора под мышку и быстрым шагом отправилась в
указанном направлении. Пес взволнованно шевелил ногами в воздухе и тянул морду
вверх.
— Хочешь поцеловаться? — с подозрением спросила
Мила. — Придется тебе немножко походить нецелованным. Я не способна
целоваться с собаками. Вот вернется Лариса…
В свете фонаря, освещавшего подъезды к дому, она увидела
дверь, по обеим сторонам которой стояли два здоровенных каменных вазона, украшенных
кусочками цветной керамики. Смотрелись они здесь, надо сказать, довольно дико.
«Судя по всему, Лушкин по натуре монументалист, — подумала она. — Или
любит помпезность».
