В комнате на стульях вокруг круглого деревенского стола
сидели четверо — утомленный Орехов, его шофер Володя Мешков, лощеный Дивояров и
незнакомый Миле пожилой человек с пушистыми рыжими усами — абсолютно лысый, и
голова его сверкала, словно любовно отполированная кусочком замши. Как
выяснилось через пару минут, это был немец, которого все, кроме Дивоярова,
называли герром Швиммером. Дивояров же звал его просто Отто. Отто Швиммер
единственный разговаривал в полный голос, правда, на столь ломаном русском, что
Орехова то и дело крючило от раздражения.
— Значит, в субботу собираемся у меня, — подвел
черту под уже состоявшимся, по всей видимости, разговором Дивояров.
На нем были бежевые вельветовые брюки и пуловер, на этикетке
которого наверняка значилось какое-нибудь громкое имя. Такая «неделовая» одежда
делала его почему-то еще значительнее.
— Вечером? — уточнил Орехов, барабаня пальцами по
столу.
— Да-да, приезжайте, Илья, с невестой. Будет просто
вечеринка, ничего заковыристого. Форма одежды — удобная.
Он слегка улыбнулся, обернувшись к Швиммеру.
— Вы, Отто, можете не привозить с собой выпивку.
Бутылка водки в каждый дом — это вовсе не русский обычай, как вам сказали.
«Невеста Орехова? — У Милы от возмущения затрепетали
ноздри. — Неужели Леночка Егорова обнаглела до такой степени? Ведь он еще
со мной не развелся, и она это знает!»
— Не понимаю, почему мы бездействуем? — внезапно
подал голос шофер Володя. Из всей компании он выглядел самым мрачным и глядел в
пол. Впрочем, суровые черты его лица вообще редко смягчались улыбкой. Сколько
Мила его помнила, он всегда был молчалив и стороннему наблюдателю казался
подавленным. «Характер!» пожимал плечами Орехов, если Мила задавала соответствующий
вопрос.
— Ты же знаешь, что все осложнилось, — дернул
щекой Дивояров. — Надо немного выждать.
— Ну-ну, — пробормотал тот.
Немец Отто крутил круглой башкой, явно не понимая, о чем
речь. Мила тоже не понимала. А ей бы очень хотелось понять!
Тем временем Лушкин с Ларисой почему-то снова оказались на
улице. Мила нырнула за угол дома, чтобы не попасться им на глаза.
— И не говори Илье, что я здесь была! — стервозным
голосом наставляла Лариса своего провожатого.
Откуда, интересно, взялась эта стервозность? Ведь только что
Лариса едва ли не умоляла этого типа.
— Если ты разладишь наши отношения, — продолжала
та, — я всегда найду, как с тобой поквитаться!
— Ладно-ладно, — суетливо говорил Лушкин, отступая
по ступенькам обратно в дом. — А как ты доберешься до города?
— У меня машина с личным шофером. Не думаешь же ты, что
я ножками притопала?
Увидев, что Лариса двинулась к выходу, Мила нырнула в кусты
и тоже понеслась в направлении дороги. На этот раз забор она преодолела шутя.
Лариса увидела ее почти сразу же по выходе с участка.
— Ну? — спросила она разгневанно. — Где же
ваша хваленая Леночка?! Мне пришлось за просто так нежничать с Лушкиным. С
Лушкиным! Мыслимое ли дело? Меня чуть не стошнило.
— Почему? — с любопытством спросила Мила и,
вспомнив Ольгиного мужа, тут же предположила:
— От него пахнет хвойным экстрактом или сырым луком,
который он грызет, чтобы не заболеть инфлюэнцей?
— Да нет же! Он просто мне противен!
«Еще бы! — подумала Мила. — Этот тип весь
запудрен, словно престарелая проститутка! Так отвратительно! И этот красный
платочек на шее! Настоящий мужчина не станет так себя декорировать».
— Почему же вы не показались Орехову? —
полюбопытствовала Мила, делая два своих шага на один Ларисин.
Та удивленно посмотрела на нее:
— Если я стану мешать ему работать, он меня и в самом
деле прогонит! Дур, которые лезут в их дела, мужчины быстро бросают.
— Ха! — воскликнула Мила. — Какое
отвратительное заблуждение! Бросают как раз тех, которые никуда не лезут. Тех,
которые входят в положение, заботятся, стараются угодить. Ценить себя очень
высоко и постоянно напоминать мужчине, какое счастье заполучить столь
уникальный экспонат, — вот единственный путь к его не слишком
чувствительному сердцу.
— Вы именно так себя и вели? — скептически спросила
Лариса.
— Да уж, конечно! — мрачно ответила Мила. — Я
вела себя с точностью до наоборот. Я с каждым годом понижала и понижала себе
цену. Я все засчитывала себе в минус — то, что я не работаю, то, что у меня
появились морщины, лишние килограммы и еще масса всего. А нужно было к сорока
годам превратить себя в золотой слиток. Я была такая дура! Не повторяйте моих
ошибок.
— Ну, по-моему, вы еще очень даже ничего, —
покосилась на нее Лариса. — По крайней мере, мужчинам вы нравитесь.
— Да-да, они увлекаются минут на пятнадцать из-за того,
что я блондинка. Но потом быстро отваливаются, словно намокший пластилин. Моя
планида — ничего не попишешь! Я не жалуюсь, нет. Просто делаю соответствующие
выводы.
Шофер, поджидавший их, был явно обрадован тем, что пассажирки
появились без сопровождения. Вероятно, он предполагал, что все-таки придется
спасаться бегством. Выбросив очередную «беломорину» в канаву, он весело хлопнул
ладонями по бокам:
— Ну? Всех разогнали?
— Всех, — коротко ответила Мила. — Теперь
гони в Москву.
Лариса, обеспокоенная собственным вторжением в Горелово, где
обожаемый ею Орехов занимался важными мужскими делами, надулась и молчала.
Перед выездом на главное шоссе шофер обеспокоенно обернулся и сообщил:
— Кажется, за нами погоня.
Мила с Ларисой мигом обернулись назад, готовые увидеть
буквально что угодно — догоняющую их милицию или Орехова на своей иномарке.
Однако по дороге, словно маленький Конек-Горбунок с длинными хлопающими ушами,
несся Трезор, устремив плоскую морду прямо на автомобиль.
— Боже мой, собачка! — умилилась Лариса. —
Притормозите, давайте подберем ее, а то заблудится. Завтра я позвоню Лушкину,
он за ней приедет. Это собачка его покойной бабушки, которая ее очень баловала.
— Это ужасно развратная собака, — с
неудовольствием заметила Мила, наблюдая за тем, как Лариса открывает свою
дверцу.
— Трезор, ласточка! — сюсюкнула Лариса, но
ласточка Трезор, не задерживаясь возле нее, шустро перебрался вперед и одним
прыжком оказался на коленях у Милы. Повернулся к ней мордой и уставился черными
бусинками глаз прямо ей в лицо.
— Уйди, гадина! — завизжала Мила, извиваясь всем
телом, чтобы стряхнуть собаку с коленей.
Трезор склонил голову и коротко тявкнул.
— А чего он хочет? — спросил шофер, нажимая на
газ.
— Поцеловаться! — с негодованием объяснила Мила.
