— Да, он начал угрожать, кипятился, брызгал слюной! Полез
к Орехову драться… Мешков решил вступиться за босса и случайно, в драке,
Егорова убил.
— Ой, паршиво-то как… — протянула Лариса, начиная
понимать, насколько все ужасно.
— А случилось все это на даче Орехова. Представляете,
лежит на полу только что убитый Егоров, и тут появляетесь вы!
— Я?! — ахнула Мила.
— Вы, вы! Входите в дом и направляетесь прямо в ту
самую комнату, где только что произошло убийство. Все в шоке, не могут прийти в
себя, двинуться с места… И тут Дивояров говорит: «Надо всем притвориться
пьяными. Авось обойдется!» И мы притворились. Убитый Егоров тоже сошел за
пьяного. Мы положили его на диван. По крайней мере, я думал, вы купились.
— А кто думал по-другому?
— Дивояров и Отто Швиммер.
— Эта лысая крыса? — возмутилась Мила. —
Неужели по моему виду было не ясно, что я ни о чем не догадалась?
— Дивояров боялся, что когда вы узнаете, что Егоров
пропал, и именно в тот день, когда валялся вроде бы пьяным на вашей даче, то
все поймете!
— У него преувеличенное представление о моей
сообразительности, — пробормотала Мила. — И что же было дальше?
— Ну… Дивояров сразу заявил, что вас надо убрать.
Орехов вроде бы сначала возмутился, начал отговаривать его, но в конце концов
сказал, что пусть это произойдет, но он знать об этом не хочет. Никаких, говорит,
подробностей!
Мила и Лариса переглянулись. Одна поджала губы, вторая тяжко
вздохнула. Рушилось их хорошее отношение к мужчинам в целом и к подлецу Орехову
в частности.
— Но тут, — увлеченно продолжал повествовать
похожий на перевязанную ниточкой требуху Лушкин, — взбухнул Мешков:
«Я, — говорит, — за всех вас не собираюсь отдуваться. Я грех, —
говорит, — на душу взял, защищая ваши интересы. И мне предстоит еще один
взять». Он имел в виду Вику Ступавину. Дело в том, что Вика привезла Егорова на
дачу, а вечером должна была его забрать.
— Соврали бы, что он уже уехал! — всплеснула
руками Лариса.
— Дело в том, что Егоров, видно, еще когда ехал на
общее, так сказать, собрание, собирался устроить бэмс. И здорово боялся. Так
вот он Вику предупредил. Она постоянно названивала и требовала Егорова к
телефону. Говорила: «Он должен быть там! Дайте его, хочу услышать его голос!»
— Ага, — пробормотала Мила. — Теперь понятно.
Когда Егорова не позвали к телефону, она тоже стала опасной.
— Вот именно. Мешкову, однако, удалось убедить ее, что
с Егоровым все в порядке, просто он решил выйти из дела и уехать из страны.
Поехал, мол, визы оформлять. Дело спешное, звонить ему было некогда.
Почувствовав, что отношения у Егорова с Викой были не просто дружескими, он еще
добавил, что завтра Егоров заедет за ней. Пусть, мол, Вика собирает вещи и не
забудет заграничный паспорт. А поехал он на следующий день за ней сам. Чемодан
ее с документами он потом привез Дивоярову.
— Зачем? — спросила Мила.
— Вроде как хотел всех нас кровью повязать. И от вашего
убийства по той же причине отказался. «Я, — говорит, — не киллер, а
наемный служащий, хоть и преданный начальству. Больше никого убивать не стану —
и баста». Конечно, ни Орехов, ни Дивояров, а уж тем более немец, не хотели сами
руки марать. Они насели на меня и вынудили подкараулить вас и застрелить из
пистолета. Я обследовал все места вашего пребывания и остановился на редакции
журнала. Там много кабинетов, много людей, затеряться гораздо легче, чем в
каком-нибудь дворе, из которого придется убегать на виду у соседей.
— Антоша, почему ты промахнулся? — почти ласково
спросила Лариса, глядя Лушкину прямо в глаза.
— Потому что боялся! — огрызнулся тот. — Все
поджилки у меня тряслись. Когда Дивояров об этом узнал, велел Орехову подумать,
что вы любите из еды больше всего. Потом потребовал впустить его в вашу
квартиру. Отравил пакетик замороженных овощей и подбросил в вашу морозильную
камеру. Все получалось так, что Орехов вроде как действительно был ни при чем.
Пособничал, конечно, но сам ни-ни.
— Это радует, — заметила Мила, не скрывая иронии.
— Потом был эпизод в лесу, закончившийся для меня
ужасно, — пробормотал Лушкин, явно не желая обсуждать подробности. —
Когда я явился к боссам, весь обожженный этой штукой, — он кивнул на
«Магиохлор», — Дивояров взвился и потребовал, чтобы в дело вступил Орехов.
Он-де лучше знает повадки своей жены и сумеет с ней справиться быстрее и
успешнее, чем любой из нас. Тогда Орехов возразил, что сейчас не время с вами
расправляться. Во-первых, вы так ничего и не поняли…
— Сущая правда, — пробормотала Мила.
— А во-вторых, он сказал, что у вас появился
телохранитель. Он, дескать, караулит в подъезде и срисует любого, кто войдет в
квартиру. Мешков пообещал с телохранителем разобраться и очистить для Орехова
дорогу.
— Так это Илья надел перчатки и душил меня
ночью? — воскликнула Мила. — То-то я голову ломала, зачем киллер так
сильно полил себя одеколоном, отправляясь на дело? Орехов знал, что покушение
может провалиться, как это случалось раньше, и боялся, что я узнаю его запах.
Поэтому купил что-то для себя нетипичное и вылил на одежду. Боже мой, какая я
была дура! Ненаблюдательная дура!
— Пусть дальше рассказывает, — мрачно заметила
Лариса. — Просто народный сказитель!
— У меня руки затекли, — сообщил Лушкин, с
надеждой посмотрев на Ларису. Милостей от Милы он определенно не ждал.
— В милиции тебя разомнут, — пообещала
Лариса. — Говори давай.
— А что говорить? Осталось только последнее покушение.
Дивояров все решил взять в свои руки. Хвастал: «Я возьмусь — я сделаю!»
— Так это он на мотоцикле стрелял в Татьяну?
— Он! Он даже Орехову не сказал, что собирается
сделать. Но тот, конечно, догадывался. Не зря же в подробностях объяснил, где и
когда вы встречаетесь.
— А «жучок» на моем телефоне? — удивилась
Мила. — Разве это не ваш?
— Не наш, — покачал головой Лушкин. — Думаю,
я бы знал. Мы друг от друга ничего не скрывали.
— Надо же, а Глубоковы дурили мне головы с телефонным
звонком. Мол, кто-то может позвонить и передать сообщение…
— Все правильно! — оживился Лушкин. — Если
помните, Орехов еще до всех этих событий собирался просить у вас прощения и
вернуться в семью? Помните?
— Да-да, было дело. Но я послала его подальше! —
гордо заметила Мила. — Чем теперь отчаянно горжусь.
— Он думал, что теперь снова будет жить с вами, и дал
академику Глубокову домашний телефон, предупредив, что, если подойдет женщина,
ей можно передать самую общую информацию. И что номер этот, так сказать,
аварийный: по нему можно звонить только в случае крайней нужды.
— Но почему же он не оставил академику номер своего
мобильного? — поинтересовалась Мила.
