– Они живы?
– Откуда я знаю?
Из головы каждого пассажира вверх тянутся тоненькие разноцветные проводки. У каждого их не меньше двух десятков. На высоте около тридцати сантиметров проводки скручиваются в многоцветный жгут и уходят в стену. На запястьях у пассажиров широкие браслеты, к которым подсоединены гибкие, полупрозрачные, пластиковые трубки, тянущиеся от прикрепленных к потолку горизонтальных поручней. Если присмотреться, можно заметить, что по трубкам течет жидкость. По одним – бесцветная, по другим – мутная, белесая, похожая на кровезаменитель. Лица у пассажиров неподвижные, бледные, будто мукой присыпаны. Словно у мертвецов. Но не исключено, что такое впечатление возникало по вине слишком яркого освещения.
– Жутковато… – начал Василий.
– Что? – резко, будто испугавшись, повернулся к нему Григ.
– Жутковато, говорю, здесь.
– Точно.
– Как на кладбище.
– Нет, на кладбище не страшно. Страшно в реанимации.
– Почему?
– Потому что там еще остается надежда.
– И от этого страшно?
– Ну да.
Сталкер сделал шаг к ближайшему пассажиру. Худой, низкорослый мужчина лет сорока пяти, с узким лицом, заросшим шестидневной щетиной, и черными, сальными волосами, старательно зачесанными назад, был одет в серый, невзрачный костюм и светло-коричневую, совершенно не подходящую по цвету рубашку. Наклонившись, Григ посмотрел ему в лицо. Затем протянул руку и прижал два пальца к шее худого.
– Он жив. Хотя пульс едва прощупывается.
– Кома!
– Или анабиоз. Тело холодное.
– Кто это сделал? Зачем?
– Так все же кто или зачем?
Григ согнутым пальцем, как струну, подцепил трубочку, тянущуюся от запястья худого коротышки к поручню.
– Для начала – кто? Это не похоже на работу механоидов.
– Ты заблуждаешься, Вася, – придерживаясь за поручень, Григ медленно двинулся вдоль скамеек с сидящими на них полутрупами, подключенными к системе жизнеобеспечения. – Механоид – это не только броня, что снаружи.
– Ну да, – криво усмехнулся Василий. – Еще ранимая душа внутри.
– Теперь ты, по крайней мере, знаешь, как выглядит душа механоида, – Григ остановился и, наклонившись, внимательно всмотрелся в лицо молодого еще мужчины, широкоплечего, с короткой стрижкой, одетого в расстегнутый на груди комбинезон со множеством карманов. – Вот тебе на! Счастливчик!.. Сталкер из вольных, пропал год назад, – объяснил Григ журналисту. – Ему все как один талдычили – нельзя сталкеру такое прозвище брать! Счастливчик, понимаешь!.. Это ж все равно, что мишень на лбу нарисовать! А Счастливчик лишь смеялся в ответ. Ему, видишь ли, все равно было… Вот и досмеялся, – Григ двумя пальцами пощупал пульс на шее Счастливчика и сокрушенно покачал головой. – Как думаешь, может, лучше пристрелить его?
– А остальных?
– Остальных я не знаю…
Вагон качнулся в сторону, и Григу, чтобы устоять, пришлось крепче ухватиться за поручень.
– Это сделали люди, – взгляд журналиста перескакивал с одного лица спящего пассажира на другое. – Люди!.. Машины на подобное не способны… Зачем им это?
– Вот, правильный вопрос – зачем?
– Ты знаешь ответ?
– Ответ не знает никто… Ну, по крайней мере, никто из тех, кто готов поделиться информацией. Однако ж это не первый случай, когда внутри механоидов обнаруживают живые тела.
– Людей?
– Да леший их разберет… Нечто человекообразное. На зародышей-переростков похожее. Здоровенная голова, рахитичное тело, ручки и ножки, как спички. И ни анального отверстия, ни мочевыводящего протока. Тело и голова проводами да трубками истыканы, к системам механоида подключенными… Вот так-то, парень.
– Ты сам это видел?
– Пару раз.
– Но – зачем?
– Ты уже спрашивал об этом.
– Я не спрашиваю. Я… задаюсь вопросом.
– Тогда лучше задайся вопросом, как нам не проехать свою станцию. Окон-то нет. Кто его знает, где мы сейчас?
Ткнувшись бампером в ногу сталкера, чтобы обратить на себя внимание, Виолетта принялась отчаянно пищать.
– Нет, Виолетта, нет! – протестующе замахал рукой Григ. – Этот вариант не годится!.. Не годится, я тебе говорю!
Виолетта обиженно свистнула и откатилась к дверям.
– Что она предлагает?
– Не то, что нужно, – отмахнулся сталкер.
– Внимание! Станция «Сокол»! – пропел из спрятанного под потолком динамика красивый девичий голосок.
– Ну вот, теперь порядок! – довольно улыбнулся Григ.
– А что, если он нас не выпустит?
– С чего бы вдруг? У нас же проездной!
– Ты так говоришь, будто едешь в метро.
Сказав это, Василий подумал, а может быть, у сталкера действительно не в порядке с мозгами? Нет, он вовсе не хотел сказать, что Григ сумасшедший… Вернее, не более сумасшедший, чем все остальные, живущие в этом безумном мире. Условия и образ жизни непременно должны оказывать воздействие на психику человека и то, как он воспринимает окружающую действительность. Из тех людей, что он встречал в Зоне, можно ли хотя бы одного назвать абсолютно нормальным? Два наемника, у которых его отбил Григ, даже словом не обмолвились за все то время, что журналист находился в их обществе. Пеккер считал подземную автозаправку роскошным отелем, а себя – ее владельцем. Шериф – как может быть нормальным человек, постоянно торчащий на наркоте? Порох – бродяга Зоны, и этим все сказано. На фоне этого бестиария Григ вполне мог сойти за нормального. Но насколько адекватным было его восприятие действительности? Чтобы с этим разобраться, понадобился был опытный психиатр.
Э-эй! Кто-нибудь! Позовите врача!
– Ты чего на меня так смотришь? – насторожился сталкер. – Я тебе что, денег должен?
– А, нет, – тряхнул головой Василий. – Так, задумался…
– Интересно, что за мысли у тебя в голове? – усмехнулся Григ.
«А что, если бы он действительно узнал, о чем я думаю», – прикинул про себя журналист. Вслух же сказал:
– Во всем этом есть какая-то система. Нужно только понять ее.
– Да, было бы неплохо, – кивнул Григ. И не поймешь, всерьез он это или снова насмехается. – Думаешь, ты первый это придумал? Да только все дело в том, что с нашей обычной, человеческой логикой Зону понять невозможно.
– Да при чем тут Зона? – недовольно поморщился Василий. – Ты говоришь о Зоне так, будто это некое сверхсущество, которое всем здесь заправляет!
– Ну, может, так оно и есть, – не стал спорить сталкер. – Или что-то вроде того. Насчет сверхсущества – не знаю. Но Зона, как некая информационная система, в корне отличающаяся от той, что существует за кордоном, – вот она, тычет тебе прямо в нос самим фактом своего существования.
