Они познакомились в портовом баре. Он только что объявился в городе и собирался убедиться в достоинствах местной выпивки – по слухам, весьма приличной. Слухи подтвердились. Она сидела в соседней темной выгородке, пытаясь избавиться от какого-то назойливого мужчины.
– Ты говоришь, ничто не длится вечно, – жалобно произнес мужчина.
(«До чего банально», – подумал он.)
– Нет, – возразила, – я говорю, что ничто не длится вечно, за редчайшими исключениями. Но среди этих исключений нет ни творений, ни мыслей человека.
После этого она говорила что-то еще, но он сосредоточился на этих словах.
«Вот это уже лучше, – думал он. – Это мне нравится. Интересные вещи говорит. Неплохо бы посмотреть на нее».
Он высунул голову из-за стенки своей выгородки и бросил взгляд на них. Мужчина был в слезах, а женщина… много волос… невероятно впечатляющее лицо – точеные черты, почти агрессивное выражение. Прекрасная фигура.
– Извините, – сказал он им, – я только хотел заметить, что утверждение «ничто не длится вечно» может иметь положительный смысл… по крайней мере, в некоторых языках…
Тут ему пришло в голову, что именно на этом языке произнесенные слова отнюдь не несут положительного смысла. «Ничто» в нем делилось на разные виды, и каждый имел отдельное обозначение. Он улыбнулся, скрылся в своей выгородке и, внезапно почувствовав смущение, свирепо уставился в стакан с выпивкой. Затем он пожал плечами и надавил на кнопку вызова официанта.
Крики из соседней выгородки. Звон, потом визг. Он повернул голову и увидел, как мужчина устремляется прочь из бара.
У его локтя появилась девушка. С нее капало.
Он поднял взгляд на ее лицо – оно было мокрым, и она вытерла его платком.
– Спасибо за участие в беседе, – ледяным тоном произнесла она. – Я вела дело к плавному завершению, пока не вмешались вы.
– Мне очень жаль, – сказал он, не испытывая ни малейшего сожаления.
Она выжала свой платок над его стаканом.
– Гмм, очень мило, – сказал он и кивнул на темные пятна, которыми был усеян ее серый плащ. – Это ваша выпивка или его?
– Обе, – сказала она, складывая платок и начиная отворачиваться.
– Пожалуйста, позвольте мне восполнить ваши потери.
Она помедлила. В этот момент появился официант.
«Хороший знак», – подумал он.
– Принесите мне еще… того, что я пил, а для дамы…
Она посмотрела на его стакан.
– Того же самого, – сказала она и села напротив него.
– Рассматривайте это как репарации, – сказал он, выудив словечко из словаря, внедренного в его разум по случаю посещения этой планеты.
Вид у нее был недоуменный.
– «Репарации»… что-то я забыла это слово. Кажется, оно связано с войной, да?
– Ага. – Он приложил руку ко рту, скрывая отрыжку. – Это что-то вроде… возмещения ущерба?
Она покачала головой:
– Замечательно неясные слова и совершенно неправильная грамматика.
– Я приезжий, – беззаботно сказал он, не греша против истины: ему не доводилось приближаться к этой планете больше чем на сто световых лет.
– Шиас Энжин. – Она кивнула. – Я пишу стихи.
– Вы – поэт? – довольным голосом спросил он. – Я всю жизнь был в восторге от поэтов. И тоже когда-то пытался писать стихи.
– Да… – Она вздохнула и опасливо посмотрела на него. – Я думаю, все пишут. А вы?…
– Чераденин Закалве. Моя профессия – война.
Она улыбнулась:
– Насколько мне известно, войн не было уже триста лет. Вы не потеряли квалификацию?
– Есть такое. Приятного мало, правда?
Она откинулась к спинке стула и стянула с себя плащ.
– И из каких же дальних мест вы явились к нам, господин Закалве?
– Ах, черт, вы догадались! – Он понуро посмотрел на нее. – Да, я родился на другой планете… О, спасибо, – поблагодарил он официанта, принесшего выпивку, и передал один стакан своей собеседнице.
– У вас действительно забавный вид.
– Забавный? – с негодованием переспросил он.
Она пожала плечами.
– Другой. – Она отхлебнула из стакана. – Но не то чтобы совсем другой.
Она наклонилась над столом.
– Почему вы так похожи на нас? – спросила она. – Я знаю, что многие инопланетяне – гуманоиды, хотя далеко не все.
– Тут дело вот в чем, – сказал он, снова держа руку у рта. – Возьмите галактику. Она питается пылевыми облаками, – (он рыгнул), – и прочей материей. Это… ее пища, от которой галактику постоянно мутит. Вот отчего так много гуманоидных видов. От последней пищи, которую потребила галактика, ее мутит.
Она улыбнулась:
– Только и всего? Так просто?
Он покачал головой:
– Не настолько. Все очень сложно. Но, – он поднял палец, – я думаю, что знаю истинную причину.
– И что же это за причина?
– Спирт в пылевых облаках. Эту дрянь можно найти повсюду. Любой, даже самый захудалый, вид изобретает телескоп и спектроскоп и начинает разглядывать звезды. И что они видят? – Он стукнул по своему стакану. – Материю в разных обличиях, и прежде всего – в форме спирта.
Он отпил из стакана.
– Гуманоиды – это придуманный галактикой способ избавиться от всего этого спирта, – заключил он.
– Ну вот, теперь кое-что прояснилось, – согласилась она, с серьезным видом кивая головой, затем пытливо посмотрела на него. – Так почему вы здесь? Ведь не для того, чтобы развязать войну, я надеюсь.
– Нет. Я в отпуске. Хочу отдохнуть от войн. Вот почему я выбрал это место.
– И надолго вы к нам?
– Пока не наскучит.
Она улыбнулась ему:
– И когда же вам наскучит?
– Не могу сказать, – улыбнулся он в ответ и поставил стакан на стол.
Она допила свое вино. Он потянулся к кнопке вызова официанта, но ее палец успел раньше.
– Моя очередь, – заметила она. – То же самое?
– Нет. На этот раз, думаю, что-нибудь совсем другое.
Когда он пытался разложить по полочкам свою любимую, перечислить те ее качества, что привлекали его, выяснялось, что приходится начинать с чего-то общего – ее красоты, отношения к жизни, творческих способностей, – но, размышляя над прошедшим днем или просто наблюдая за ней, он обнаруживал, что его внимание ничуть не меньше привлекают отдельные жесты, слова, шаги, движения глаз или руки. И тогда он сдался – и утешился ее фразой: невозможно любить то, что ты понял до конца. Любовь, утверждала она, это процесс, а не состояние. Если любовь не движется, то, значит, умирает. Он не был в этом уверен; казалось, он нашел в себе спокойную, ясную безмятежность, о существовании которой даже не подозревал. Благодаря ей.
