– Хорошо. Сма, я тут размышлял: насколько велика эта коммерческая империя Культуры, эта корпорация «Авангард»?
– «Авангардный фонд». Достаточно велика.
– Да, но насколько? Как далеко я могу зайти?
– Ну, не покупай ничего крупнее страны. Слушай, Чераденин, можешь производить какой угодно шум. Только добудь для нас Бейчи. Быстро.
– Да-да. Хорошо.
– Мы уходим, но остаемся на связи. Помни: мы здесь для того, чтобы помочь тебе в случае надобности.
– Да. Пока.
Он повесил трубку и снова включил звук на экране.
Пещеры, естественные и искусственные, пронизывают породы, образующие каньон, и встречаются так же часто, как постройки на стенках каньона. Многие из старых городских гидроэлектростанций находятся там и гудят в скальных пустотах. Под толщей камня и сланца есть и несколько небольших фабрик и заводиков – их выдают лишь торчащие над пустыней пеньки дымоходных труб. Наряду с этими потоками теплого дыма, что устремляются вверх, есть и обратные потоки, текущие в канализационных и дренажных трубах, которые тоже порой выходят на поверхность и образуют сложную структуру, вплетенную в ткань города.
Снова зазвонил телефон.
– Слушаю.
– Господин… Стаберинде?
– Да.
– Доброе утро. Меня зовут Киаплор, я из…
– Ах да, из юридической конторы.
– Да. Спасибо за ваше послание. У меня тут лежит телеграмма, согласно которой вы получаете неограниченный доступ к доходам и ценным бумагам «Авангардного фонда».
– Я знаю. Вы этим расстроены, господин Киаплор?
– Гмм… Я… да. Текст ее не оставляет никаких сомнений… хотя это беспрецедентный случай индивидуальной ссуды, я имею в виду размеры. Впрочем, «Авангардный фонд» всегда вел себя необычно.
– Хорошо. Для начала мне нужны средства, чтобы снять на месяц два верхних этажа отеля «Эксельсиор». Эти деньги следует немедленно перевести на счет отеля. А потом мне понадобится кое-что купить.
– Так… хорошо. А что именно?
Он вытер губы салфеткой.
– Ну, для начала – улицу.
– Улицу?
– Да. Ничего слишком демонстративного – небольшая улица недалеко от центра города. Вы не могли бы немедленно подыскать что-нибудь?
– Так… да, конечно, мы сразу же начнем поиски. Я…
– Хорошо. Я позвоню вам в офис через два часа. Я хочу, чтобы к тому времени у меня была возможность принять решение.
– Через два? Гмм… хорошо…
– Главное – скорость, господин Киаплор. Пусть этим займутся ваши лучшие люди.
– Да. Хорошо.
– Прекрасно. Увидимся через пару часов.
– Да. Хорошо. Всего доброго.
Он снова включил звук.
За последние несколько сотен лет появилось очень мало новых зданий. Солотол – это памятник, институция, музей. В нем почти не осталось фабрик, как и населения. Три университета придают некоторым районам города живость в течение нескольких месяцев, но все же многие считают Солотол архаичным и даже нелепым, хотя некоторым нравится жить, по существу, в прошлом. В Солотоле вы не увидите подсвеченного неба. Поезда продолжают ходить по металлическим рельсам, а наземный транспорт должен передвигаться только по поверхности земли: полеты в пределах города или непосредственно над ним категорически запрещены. Солотол часто может показаться древним и печальным; многие кварталы остаются необитаемыми, полностью или бóльшую часть года. Город формально остается столицей, однако уже не представляет цивилизацию, к которой принадлежит. Это экспонат, посмотреть который приезжают многие, но остаются здесь единицы.
Он покачал головой, надел темные очки и выключил экран.
Когда ветер дул в нужном направлении, он заряжал старую пушку для фейерверков, установленную в висячем саду, комками банкнот. Купюры затем неторопливо кружились в воздухе, как ранние снежинки. Он украсил улицу флажками, вымпелами и шариками, заставил столами и стульями, открыл бары с бесплатными напитками; по всей длине улицы были уложены ковры, играла музыка; самые важные места – эстрады для оркестров и бары – были прикрыты цветастыми навесами, но нужды в них не было, поскольку день стоял яркий и необъяснимо теплый. Он выглянул из одного из верхних окон самого высокого здания на улице и улыбнулся при виде толпы.
В мертвый сезон в городе почти ничего не происходило, а потому все эти праздничные приготовления мгновенно вызвали интерес. Он нанял людей, чтобы подавать наркотики, еду и напитки; он запретил автомобили и грустные лица, а на тех, кто не улыбался, оказавшись на улице, надевали развеселые маски и разрешали снять их лишь тогда, когда те слегка развеселятся. Он глубоко дышал, стоя у высокого окна, легкие наполнялись пьянящими парами из забитого людьми бара; наркотический дымок поднимался как раз до окна и повисал облачком. Он улыбнулся, обнадеженный. Все шло идеально.
Люди бродили по улице целыми компаниями, разговаривали друг с другом, обменивались дымящимися чашами, смеялись, улыбались, слушали оркестр и смотрели, как танцуют другие. Каждый выстрел пушки вызывал крики восторга. Многие смеялись над листовками с политическими шутками, которые выдавались с каждой чашей наркотиков и с каждым блюдом еды, а также вместе с масками и сувенирами. Веселья добавляли большие цветастые знамена на фасадах обветшалых зданий и транспаранты, протянутые через улицу. Надписи на знаменах были нелепыми либо смешными, например: «Пацифистов к стенке» или «Эксперты? Что они понимают?» – но большинство не поддавались переводу.
Устраивались игры и состязания на сообразительность и силу, бесплатно раздавались цветы и карнавальные шляпы. Большим успехом пользовались комплимент-будки, где за небольшие деньги или бумажную шапку людям говорили, какие они милые, приятные, хорошие, искренние, сдержанные, ненавязчивые, спокойные, откровенные, уважительные, веселые, доброжелательные.
Он смотрел на все это, сдвинув темные очки на макушку; волосы его были связаны сзади в хвост. Внизу, в гуще веселья, он все равно не принимал бы в нем участия. С этой высоты он мог видеть людей как разноликую массу. Люди были достаточно далеко, чтобы разглядеть в них индивидуальности, и достаточно близко, чтобы являть картину гармоничного разнообразия. Они веселились, смеялись, хихикали, их побуждали вдыхать дурман из наркотических чаш, говорить глупости, очаровываться музыкой, наслаждаться этой бесшабашной атмосферой.
Его внимание в особенности привлекли двое – мужчина и женщина.
Они медленно шли по улице, глядя по сторонам. Мужчина был высок, элегантно одет, с темными волосами, коротко подстриженными и искусственно растрепанными. В одной руке он держал небольшой темный берет, с другой свисала маска.
Женщина не уступала мужчине ростом, но выглядела стройнее. Одеяние на ней, как и на ее спутнике, было простым – серо-черное, с белым плиссированным воротником. Черные, довольно прямые волосы доходили до плеч. Шла она так, будто на нее со всех сторон устремлялись восторженные взгляды.
