«Упал на пять ноль восемь», — произнес он.
Обычно, когда говорят «пять ноль восемь», имеют в виду 5,08. Значит, рынок снизился всего на 5 пунктов. «Отлично! — воскликнул я. — Дела определенно идут на лад!» Однако мой собеседник почему-то не проявил особой радости. Как выяснилось, на самом деле рынок рухнул на 508 пунктов — на 22,5%. Это было крупнейшее в истории внутридневное падение, затмившее даже «черную пятницу» 1929 года, с которой началась Великая депрессия.
Я сразу же поехал в гостиницу, где просидел на телефоне до позднего вечера. Вице-председатель Совета управляющих Мэнли Джонсон организовал в моем вашингтонском офисе кризисный штаб, и мы провели несколько телефонных конференций, чтобы согласовать план действий. Джерри Корриган сообщил мне о результатах своих переговоров с руководителями компаний с Уолл-стрит и представителями Нью-Йоркской фондовой биржи. Сзй Кин доложил о встречах с руководителями чикагских бирж и трейдинговых компаний. Боб Парри из Сан-Франциско прокомментировал позицию ссудо-сберегательных ассоциаций, которые в основном находились на Западном побережье.
Основная задача ФРС в период паники на фондовом рынке — не допустить паралич финансовой системы, т. е. неконтролируемую ситуацию, когда компании и банки прекращают взаимные платежи и энономика рушится. Представители старшего поколения среди тех, с кем я общался в тот вечер по телефону, прекрасно понимали всю остроту положения: даже если дальнейшего падения рынков не произойдет, последствия будут ощущаться еще не одну неделю. Мы начали обдумывать, каким образом поддержать ликвидность, если крупные кредитные организации столкнутся с дефицитом средств. Не все молодые сотрудники понимали, насколько серьезен разразившийся кризис. Когда мы обсуждали текст официального заявления ФРС, один из них сказал: «Может быть, мы слишком торопимся? Может, стоит подождать несколько дней и посмотреть, что будет дальше?»
Хотя должность председателя ФРС была для меня новой, я достаточно долго изучал историю финансов, чтобы понимать бессмысленность выжидания. Это был единственный раз за весь вечер, когда я не сдержался и позволил себе резкость. «Нечего тут смотреть, — оборвал я говорящего. — Все и так знают, что будет дальше». Поостыв, я пояснил: «Известно ли вам, что чувствует человек, в которого попала пуля? Небольшой толчок и все.
Поначалу боль совсем не чувствуется. Поверьте, через сутки-двое мы будем корчиться от боли».
Когда наконец мы закончили обсуждать ситуацию, стало ясно, что следующий день принесет с собой немало судьбоносных решений. Джерри Корриган подчеркнуто торжественно произнес: «Ну, Алан, зам и карты в руки! Теперь все зависит от вас». Джерри был сложным человеком, и я так и не понял, хотел ли он подбодрить или поддеть нового председателя. Так или иначе, я спокойно ответил: «Благодарю вас. доктор Корриган».
Я не был склонен к панике, поскольку четко представлял те проблемы, с которыми нам предстоит столкнуться, И все же, повесив трубку около полуночи, я не знал, смогу ли сегодня заснуть. Мне предстояло суровое испытание. «Ладно, поглядим теперь, на что ты годишься», — сказал я себе и отправился в постель. Не без гордости замечу, что в ту ночь я проспал добрых пять часов.
На следующий день рано утром, когда мы оттачивали текст официального заявления ФРС, к линии подключился портье и сказал, что на проводе Белый дом. Звонил Говард Бейкер, глава аппарата президента Рейгана. Хорошо зная Говарда, я как ни в чем не бывало приветствовал его: «Доброе утро, сенатор. Чем могу быть полезен?» — «Спасите нас! — воскликнул он в притворном отчаянии. — Где вы находитесь?»
«В Далласе. — все так же спокойно ответил я. — Что-то стряслось?» Традиционно в случае кризиса на Уолл-стрит официальную реакцию президентской администрации озвучивает министр финансов. Но Джим Бейкер в настоящий момент находился в Европе, а Говард не хотел в одиночку расхлебывать кашу. Я согласился отменить свое выступление и вернуться в Вашингтон. Я все равно собирался это сделать — при обвале рынка на 508 пунктов мое возвращение явно сигнализировало о том. что ФРС относится к ситуации всерьез, Бейкер выслал за мной военный самолет.
В то утро на рынках творилась сущая свистопляска. Пока я находился в воздухе, Мэнли Джонсон регулярно звонил мне из нашего импровизированного оперативного штаба и докладывал последние новости. Приземлившись на базе ВВС Эндрюс, я сел в машину, и Мэнли сообщил, что через час Нью-Йоркская фондовая биржа собирается закрываться — торги по всем бумагам практически прекратились из-за отсутствия покупателей. «Ну, теперь только держись, — сказал я. — Если они закроются, это будет настоящей катастрофой». Закрытие рынка во время биржевого краха только усиливает панику инвесторов. Какими бы ни были потери, пока биржа работает, у инвесторов остается надежда на выход из сделок. Но стоит лишить их этой возможности, и паника вам гарантирована. Возобновить торги после прекращения очень тяжело — никто не знает, какие котировки справедливы, и никто не хочет первым называть цену. Процесс восстановления может занять не один день, и возникает опасность паралича финансовой системы с последующим всеобщим экономическим коллапсом. Мы практически не могли повлиять на решение руководства биржи, но это сделал за нас рынок. За 60 минут появилось достаточное число покупателей, чтобы Нью-Йоркская фондовая биржа решила повременить с закрытием.
Следующие 36 часов были предельно напряженными. Впоследствии я шутил, что превратился тогда в многорукого Шиву, разговаривающего одновременно по нескольким телефонам с фондовой биржей, с чикагскими срочными биржами и с президентами федеральных резервных банков. Тяжелее всего было общаться с финансистами и банкирами, которых я знал не первый год, с руководителями крупнейших компаний, в чьих голосах слышался неподдельный страх. Эти люди на протяжении долгих лет поднимались по карьерной лестнице, добиваясь материального благополучия и социального статуса, а теперь в один миг оказались на краю бездны. Человек, охваченный ужасом, редко способен рассуждать здраво. «Успокойтесь, успокойтесь. — неустанно повторял я. — Ситуация под контролем». Я призывал их не замыкаться на текущих неприятностях, а смотреть дальше, на перспективы бизнеса.
ФРС действовала в двух направлениях. Прежде всего мы занялись ситуацией на Уолл-стрит: нужно было убедить крупные трейдинговые компании и инвестиционные банки, многие из которых несли колоссальные убытки, не сворачивать свою деятельность. Текст нашего официального заявления, опубликованного в то утро, был тщательно сформулирован и выверен до мельчайших деталей, В нем косвенно говорилось, что ФРС готова при необходимости подстраховать банки и надеется, что они, в свою очередь, поддержат другие финансовые учреждения. По лаконичности наше заявление не уступало Геттисбергскому посланию
[13]
, хотя и звучало менее возвышенно: «Федеральная резервная система, выполняя возложенные ка нее функции национального центрального банка, готова обеспечить необходимый уровень ликвидности с целью поддержки экономической и финансовой системы страны». Тем не менее, пока рынки продолжали функционировать, мы не изъявляли желания разбрасываться деньгами.
