Признаем: «охранять» получалось далеко не всегда — царствование Петра пришлось на эпоху непрерывных войн, требующих средств, что серьезно отягощало подданных. Но само намерение показательно.
Самодержец Российский более гуманен, чем московский интеллигент XXI века!
Похоже, социопсихические особенности интеллигенции деформируют взгляд на народ таких деятелей, как Белковский и Исаев. Люди, может быть, за всю жизнь не забившие гвоздя, подозревают в «нежелании трудиться» тех, кто с утра до вечера в работе.
Признаем и то, что наше «образованное сословие» до сих пор находится в плену ленинского (еще один интеллигент!) определения государства как «машины для подавления» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37).
Было бы наивным резонерством отрицать эту функцию. Однако ее дополняет множество других: менеджмент, планирование, прогнозирование, внешнеполитическая деятельность и т. п. Государство — это машина для управления, если уж подходить к вопросу механистически. Что подразумевает арсенал более сложных средств, нежели пресловутая «палка».
Для многих идея государственного насилия заключается в трех буквах — КГБ. Когда комитет был всесилен, его боялись. Кое-кто ненавидел. Сейчас немало людей искренне желали бы прихода во власть его выдвиженцев.
О том, как эти упования отразились на судьбе Путина, уже упоминалось. Теперь я предлагаю взглянуть на вопрос шире. Выявить своего рода онтологию ожиданий.
Не так давно в газете «Завтра» появилась статья под выразительным заголовком «Сегодня нужен Берия» (№ 27, 2010). Автор — известный футуролог М. Калашников. Любопытно — в органе либералов «МК» с ним фактически солидарен небезызвестный Л. Млечин: его материал озаглавлен «Хоть бы кого-нибудь расстреляли!» («МК», 19.08.2010). Правда, реплика, вынесенная в название, как выясняется, принадлежит не Млечину, а некоему профессору — «либеральных убеждений», подчеркивает автор. Но Млечин делает примечательную оговорку: «…Я понимаю, что он имеет в виду».
И далее «вопль души»: «Кого-нибудь накажут? За пожары, спалившие не только деревни, но и людей, за гарь — оружие массового поражения, за мучения людей этим летом и неспособность чиновников справиться со своими обязанностями. Измученные люди жаждут политической крови. Хотят, чтобы чьи-то головы полетели, не в прямом, конечно, смысле» («МК», 19.08.2010).
Между прочим, список прегрешений можно было бы развернуть на весь газетный лист. Тогда, возможно, читатели возжаждали бы отнюдь не символической расплаты.
Такие списки, «вмонтированные» в публицистические статьи, регулярно публикует «Завтра». Для Калашникова, в отличие от Млечина, «Берия» — не риторическая угроза, а, говоря современным языком, реальный проект.
Среди многообразных деяний Лаврентия Павловича футуролог выделяет руководство Спецкомитетом (СК) при Совете Министров СССР. Под его эгидой разрабатывалось советское ядерное оружие. Калашников называет СК «структурой, опередившей время», а его главу — «великим менеджером-инноватором» (здесь и далее: «Завтра», № 27, 2010).
Последнее утверждение предельно актуализирует исторический экскурс, указывая на желаемый вектор сегодняшней модернизации. А так как в Кремле иногда почитывают обращения Калашникова, можно предположить, что какие-то его предложения будут учтены…
Что же привлекает автора в бериевском проекте? Чрезвычайщина. Спецкомитет, сообщает он, «не подчинялся обычному, бюрократическому правительству. Он функционировал как параллельное (опричное) правительство» (выделено мной. — А. К.).
В отличие от либералов, с поистине самоубийственным задором перечеркивающих советские достижения (при том, что постсоветских не видно!), не стану отрицать значимости успехов СССР в создании ядерного оружия. Россия до сих пор существует благодаря этому наследию.
Не стану спорить и с тем, что успехи были достигнуты во многом за счет концентрации максимального количества ресурсов в рамках одной структуры. Созданной чрезвычайными методами.
Однако Калашников, как и все поклонники менеджмента, склонен абсолютизировать организационный момент в ущерб творческому. Организовать ученых и практиков, обеспечить мгновенное воплощение их разработок в жизнь — все это имеет огромное значение. Но это лишь полдела. Другая «половина» — наличие самих ученых. Тех, кто создает инновационный продукт. Без них никакая, даже идеально организованная структура работать не сможет.
Так вот, И. Курчатов, П. Капица, другие виднейшие советские ядерщики формировались как ученые не в рамках чрезвычайного СК, с его жесткими организационными рамками и закрытостью, а в атмосфере предельной открытости науки, существовавшей в СССР в первой половине 30-х годов. Лучшие советские ученые того времени ездили в длительные командировки на Запад. А их западные коллеги выступали с докладами в Москве по наиболее актуальным вопросам.
Развитие отечественной науки началось задолго до образования СК. И не закончилось с его упразднением. Даже темпа не потеряли: полет человека в космос, строительство первых АЭС, создание новых ракетных систем — все это достигнуто без контроля и патронажа со стороны Берии.
К слову, идею «опричной», как определяет ее Калашников, организации Лаврентий Павлович изобрел не сам, а позаимствовал у коллеги — печально знаменитого Нафталия Ароновича Френкеля. Тот еще в конце 30-х создал Главное управление лагерного железнодорожного строительства (см. статью П. Флоренского «Нафталий Френкель» — «Наш современник», № 7, 2010).
Успехи Управления и бериевского СК, да и само существование этих организаций нельзя рассматривать в отрыве от источника, из которого они черпали кадры — научные, технические, рабочие. Этот источник — ГУЛАГ.
А теперь о другом — не менее важном! Фигура Берии в качестве спасителя Отечества более чем сомнительна. Этот «столп режима», каким он был (или казался) при Сталине, обретя самостоятельность, планировал демонтаж советского блока в Восточной Европе, введение рыночных отношений в СССР и так называемую «коренизацию» республик Союза.
Историки Д. Веденеев и Ю. Шаповал утверждают: «Анализ бериевских инициатив свидетельствует, что в истории, если бы она повернулась иначе, наверняка возникло бы понятие не хрущевской, а бериевской «оттепели». Хрущев и Горбачев (так!) лишь во многом эксплуатировали (и далеко не всегда удачно) его предложения» («Зеркало недели», № 25, 2001).
Кое-что на сей счет говорит, а точнее, мельком проговаривает Калашников: «План Берии: создать единую Германию, не входящую в НАТО. Без идиотского социализма (разрядка моя. — А. К.) по Вальтеру Ульбрихту, без него самого и его твердолобого коммунистического окружения». Далее апологет упоминает о том, что люди Лаврентия Павловича «уже выходили на западногерманского канцлера Конрада Аденауэра».
Ничего себе «проговорочка»! Сам я к поклонникам реального социализма не принадлежу. Но нельзя же так «воспарять» над действительностью! Очевидно, что и «опричный» СК, и сам атомный проект в том виде, в каком он осуществлялся в СССР, были возможны только при социализме. «Идиотском социализме», по версии Калашникова.
