Под Рождество выявились новые разногласия. Колонисты, в принципе, уделяли мало внимания, кому и как в редкие часы досуга молятся «черные орудия», так что если кто-то из «ангольцев» хотел оставаться язычником, он им благополучно оставался, но «римскую блудницу», как и положено добрым протестантам, не любили. Так что просьба «черного мяса» насчет падре и часовни, поскольку добрым католикам без мессы и причастия никак, хотя и была кое-как понята, прозвучала, мягко говоря, вызывающе. Терпеть «проклятых папистов» в перечне домашнего хозяйства было категорически невозможно. Наглецов опять высекли, уже всерьез. Но намек понят не был. Под Пасху следующего, 1739 года некто Джемми, парень особо грамотный (он неплохо знал настоящий португальский и даже умел писать) и выдвинувшийся за истекшие месяцы в лидеры, перехватив у дороги коляску вице-губернатора, ухитрился передать ему письмо на предмет того, что всякому терпению есть предел. Текст записки, сохранившейся в архиве Чарльстона, давно опубликован. Типа, презренных лесных дикарей и жалких сусо в поля гонять сам Господь велел, но мы, 23 человека (список прилагается), совсем не то, что вы, сеньор, думаете, мы — дворяне, в связи с чем убедительно просим, во-первых, нас вооружить и использовать как должно, во-вторых, выделить женщин, без которых совсем туго, в-третьих, предоставить все же возможность приобщаться Господу по-человечески, но главное, или платить какие-то деньги, чтобы мы могли выкупиться, или позволить грабить врагов господина, или, еще лучше, поскорее продать в Бразилию.
Реакция оказалась такой, какой только и могла быть. Вице-губернатор счел случившееся дико смешным анекдотом и угощал им приличную публику, естественно, даже не подумав реагировать. Да и письма не прочитав, поскольку языком Камоэнша не владел вовсе. Мистеру Катеру о случившемся сообщить то ли позабыли, то ли не сочли нужным, так что на сей раз никого не били, но «банда», некоторое время обождав и ничего не дождавшись, решила не ждать милостей от природы. Тем паче им уже было известно, что не слишком далеко от негостеприимной Южной Каролины лежит Флорида, где живут испанцы, которые почти португальцы и которые смелых черных парней, рискнувших к ним бежать, обратно не выдают, а напротив, дают им землю. Что было чистой правдой: Англия с Испанией в то время жестоко враждовали, так что доны из Сант-Агустина были рады подложить соседям свинью, заодно и увеличив число подданных. Они даже засылали на британские плантации агитаторов, сманивавших рабов. Скорее всего, уже знал Джемми с друзьями и что уйти трудно: конный пешего быстрее, к тому же в Чарльстоне на такие случаи имелись специальные, натасканные на негров собаки, а в лесу еще и обитали «цивилизованные» индейцы-чикасо, охотно ловившие беглецов. Кара же за побег полагалась неслабая. Поэтому побеги случались нечасто. Но сесе, в отличие от сусо, к таким вещам относились спокойно.
Бои местного значения
Летом 1739 года, когда за драку с белым надсмотрщиком заклеймили некоего Бартоломью, сразу после этого убившего себя (для сесе клеймо было позором хуже смерти), терпение кончилось. 9 сентября, за час до рассвета, 22 конголезца и 5–6 примкнувших к ним ангольцев, собравшись на берегу реки Стоно, двинулись в Чарльстон. Джемми, похоже, был толковым штабистом и ситуацию держал под контролем, — к счастью семьи Катер: на хозяев у бунтовщиков имелся большой и острый зуб, но усадьба располагалась довольно далеко от поселка, а город лежал в другой стороне, так что мелким пожертвовали ради крупного. Момент тоже выбрали удачнее некуда: в Чарльстоне только-только пошла на спад эпидемия малярии, несколько десятков белых скончалось, выжившие приходили в себя, так что силы противника были ослаблены. На успех работал и воскресный день — почти все белые поутру отправились слушать проповедь, оставив дома ружья (29 августа был принят закон, предписывавший колонистам не расставаться с оружием даже в церкви, но вступал в силу он только с 29 сентября, и Джемми, как показали позже пленные, об этом знал). Наконец, воскресенье было не простое, а день рождения Девы Марии, так что святая именинница, как предполагалось, не может не помочь детям своим.
По первому времени, кстати, и помогла. Построившись в колонну по два, невольники под желто-зелено-черным флагом Королевства Конго, «сшитым из двух украденных у честных женщин юбок», и транспарантом «Честь или смерть!», скандируя по-португальски «Свобода!», беглым шагом двинулись в город. Вошли, с ходу, убив двух сторожей, захватили оружейную лавку некоего Хатчинсона, удачно расположенную на окраине, став обладателями 11 ружей, семи пистолетов, двух мешков пороха, короба пуль и нескольких армейских сабель. Затем взломали ворота находившегося по соседству питомника и зарубили девять собак, натасканных на поиск беглых. Меткой стрельбой распугали сунувшихся было на крики горожан, и — по-прежнему, как вспоминали очевидцы, «быстрым шагом, вприпрыжку, но не теряя строя», — выслав авангард и прикрывшись арьергардом, взяли курс на юг, обрастая по дороге толпой чернокожих. Кстати, не только добровольцев — на следствии выяснилось, что специально сесе никого не звали, видимо, не чая прока, однако нескольких дюжих сусо заставили присоединиться угрозами (самим тащить мешки с порохом и пулями, видимо, как и дома, было невместно). Специально вроде не убивали, но семь плантаций, случившихся на пути, разорили дотла, забрав опять же ружья и уведя рабов. К следующему утру под конголезским знаменем во Флориду топало человек восемьдесят, а то и больше, первый конный отряд — 9 бойких колонистов, полагавших, что толпа рассеется при первых выстрелах, — наткнулся на ответный огонь, потерял двоих ранеными и лошадь и счел за благо отступить.
Весть об этой стычке задержала выступление уже собравшихся в Чарльстоне трех десятков белых на несколько часов: хозяева ждали подкреплений, а колонна невозбранно маршировала еще сутки, пока 11 сентября уже куда более серьезная погоня (59 стволов) не настигла ее на берегу речки Эдисто. К изумлению колонистов, однако, и при виде столь грозной армии разбежались не все, — основная часть уходящих заняла позиции и приняла бой. За кем в итоге оказалось поле, понятно, но среди 44 мертвых черных оказалось всего пятеро сесе, а самое страшное — погибли 20 ополченцев, для инцидентов такого рода цифра ни до, ни после неслыханная. Пара десятков сусо, пытавшихся спастись бегством, были выловлены, а головы убитых, насадив на колья, выставили у дороги. Но 17 конголезцев, отступив без паники, растворились в лесах, потрясенные же гибелью товарищей колонисты, задержавшись на месте аж до утра, поджидали новых подкреплений. Лишь на следующее утро милиция (уже более 150 всадников) вновь пошла по следу. В общем, дело затянулось почти на неделю, несмотря даже на то, что к охоте подключились индейцы, в стычках с которыми погибли еще четверо сесе, а прочие, сбившись с дороги, заблудились в незнакомых лесах. Когда же тропа вновь нашлась, 16 сентября, выход к испанской границе был уже перекрыт милицией. Однако рабы пошли на прорыв, врукопашную, и кое-кому, то ли двоим, то ли троим, все же удалось пробиться. Добрались они до вожделенной Флориды или нет, мне выяснить не удалось, но что пойманы не были — факт. Судьба же пленных сложилась по-разному: троих конголезцев спустя две недели колесовали в Чарльстоне, раненому Джемми, подцепив на крюк, позволили пожить сколько сможет (как вспоминают очевидцы, по ходу дела сесе «дьвольски хохотали и кощунственно взывали к Господу»), а прочие бунтовщики, признанные «виновными в соучастии, но не в заговоре», пошли по этапу на Барбадос.
