К озеру она вернулась позже, сначала по-воровски проверив из-за деревьев, что Каррас ушел. Долго плавала, дожидаясь, пока отхлынет кровь от загоревшихся щек, молча ругала себя за глупую слабость – ничему-то жизнь не учит… Вернувшись в сторожку, села к очагу сушить отросшие волосы. Каррас подошел со спины, склонился над ее плечом, подав кружку горячего вина с пряностями, и когда их пальцы на миг нечаянно соприкоснулись, Джиад поняла, что до весны ей придется тяжко. Лилайн… Тягуче-сладкое имя, такое бы ночью выстанывать, нежась под горячей тяжестью мужского тела и лаская его в ответ… Ох, Лила-айн…
У очага опять по-жеребячьи ржали над очередным рассказом Хальгунда. Тот плел байку про гарем управителя Хульфры, в котором томилось, ожидая редких посягательств больного старика, полдюжины юных невольниц, и можно было не сомневаться, что к концу повествования все они окажутся счастливыми и ублаженными.
– Хорош трепаться, Верзила, – громче всех смеялся Каррас. – Шестерых за одну ночь? Хоть всех богов зови в свидетели – не поверю… А что, охотнички, кто со мной на рыбалку?
– Ночью, что ли? – с сомнением спросил крепыш Турай, любитель положить себе лишнюю долю из котелка, а потом поваляться пузом кверху. – Кто ж ночью рыбачит?
– Так самая лучшая ловля как раз ночью, – отозвался алахасец с непререкаемой уверенностью. – Рыба сейчас перед зимой жир нагуливает, можно впрок наловить и закоптить. А ну, поднимайтесь, лежебоки! Турай, сумку собери, Хальгунд – лесы… А где наша мастер меча?
– Дрыхнет мастер, – сказал Хальгунд, и Джиад под одеялом тихо понадеялась, что от нее отстанут, но Каррас был неумолим.
– Подъем! – раздалось над самым ухом. – Вставайте, госпожа! Это на море женщина к беде, а нам вы счастье принесете.
Тащиться ночью к озеру не хотелось совсем, но с предводителем не спорят, даже в мелочах. Особенно в мелочах. Джиад неохотно скинула одеяло, натянула поверх замшевые штаны, куртку и подхватила мешок с привадой: кусками зачервивевшего мяса, которые Каррас, оказывается, загодя развесил на солнышке.
– Значит, так, – провозгласил алахасец, оглядев будущих рыбаков. – Чтоб у вас были не такие кислые рожи, ловить будем на спор. Кто больше рыбы к утру поймает, тому… Кинжал свой подарю!
– Каршамский? – оживился чернявый Ласим, давно поглядывавший на клинок драгоценной выделки с умильной нежностью.
– Каршамский, – подтвердил наемник с бархатной ленцой в голосе, от которой у Джиад опять пробежали мурашки по спине. – Встречаемся здесь на рассвете, считаем по весу. Друг другу рыбу не пугать, так что кто какое место выбрал, там до утра и сидит.
– А привада? – азартно вопросил Турай, и Джиад улыбнулась про себя: битые жизнью наемники повелись, как дети, разве что хвосты не топорщили, будто петухи в курятнике.
– Приваду делим на всех, – разрешил Каррас. – Ну, и свою, кто захочет, берите, само собой.
Пока Хальгунд выгребал из котелка остатки каши, заявив, что на кашу лучше всего идет мурья – рыбка мелкая, но уловистая, а Турай бегал вокруг хижины, разрывая палые листья в поисках дождевых червей, Джиад обулась и вышла наружу.
Ловить рыбу она умела, но не особо любила, а повадки здешней и вовсе не знала, так что отобрать у Карраса кинжал ей точно не грозило. Мелькнула мысль плюнуть на затею Лилайна и остаться в уютной сторожке.
Но лес был дивно тих и как-то уютно ласков: после недавнего дождя снова потеплело, с деревьев еще не облетели последние листья, трепеща на ветру и словно шепча что-то, а в небе стояла круглая желтая луна, с одного бока закрытая кружевным, словно вырезанным из тонкого шелка и приклеенным облачком. И подумалось, что раз уж судьба закинула ее в эту шумную и дурашливую, но дружную компанию, отчего бы и не погреться немного у чужого огня? Рыбалка так рыбалка.
У озера все разбрелись в разные стороны, ступая как можно тише, чтоб не спугнуть добычу. Джиад села в первое попавшееся место, показавшееся уютнее прочих: у старого раскидистого дерева над самой водой, где узловатые выступающие корни и обвалившаяся под ними земля образовали удобное сиденье. Зевнув, подумала, что надо было прихватить одеяло, разложить его здесь и спать до утра, потом устыдилась: кинжал кинжалом, а рыбу-то зимой будут есть все вместе.
Так что она честно размотала выданную лесу, наживила ее куском мяса, сполоснув руки, закинула подальше, вспомнив, что где-то здесь должен быть омут, а свободный конец намотала на палец и приготовилась ждать.
Хруст веток за спиной заставил насторожиться. Сняв с руки лесу, она положила ладонь на рукоять ножа, но человек шел, не скрываясь, а остановившись шага за три, и вовсе окликнул:
– Госпожа страж…
Джиад обернулась, узнав голос и невольно насторожившись еще сильнее.
– Поговорить надо, – обыденно, спокойным тоном сказал подошедший Каррас, садясь рядом. – Простите, что помешал.
– Да ничего, – пожала она плечами, подтягивая к себе колени: от воды повеяло холодом. – Надо – говорите.
Они немного посидели молча, потом Каррас так же негромко и очень мягко спросил:
– Госпожа Джиад, я вас обидел чем-то? Смотрю, вы от меня подальше держитесь, в глаза не глядите и слова лишнего не вымолвите. Если что – скажите уж прямо.
– Нет, ничем, – шевельнула Джиад непослушными губами, с тоской думая, что зря не ушла сразу, как поняла свою дурость.
– Понятно, – вздохнул Каррас, теребя траву поднятой с земли веткой. – Значит, обидел все же. С парнями-то вроде неладов не было, я бы заметил, а вот сам…
– Да не обидел!
Джиад рывком вскочила, будто напряжение всех последних дней и ночей пружиной развернулось внутри. На сердце было погано: она понятия не имела, как сказать то, что сказать все-таки придется. Наверное, придется. Но… не сейчас. Только не сейчас. «А чего тянуть? – спросило примолкшее за последние дни благоразумие. – Лучше-то не будет».
И все-таки она шагнула от берега раз, другой, пока сильная рука не удержала ее за плечо. Стиснув зубы от этого простого прикосновения, залившего все тело кипятком, Джиад отдернулась, развернулась – и прижалась спиной к оказавшемуся сзади дереву. Каррас стоял в шаге перед ней, не дальше, светлые глаза по-звериному блестели в лунном свете, и давно пора было заподозрить неладное, но… так не хотелось. Кажется, сейчас она отдала бы что угодно, лишь бы поверить, что Лилайн не таков, как другие. Хотела поверить – и не могла. Слишком много боли и стыда накопилось в ней за эти недели, слишком глубоко она заползла в темную нору страха и недоверия, чтобы спрятать окровавленный комок, оставшийся от ее гордости.
И потом… это же был Лилайн. Тот, кто спас ее от загонщиков Торвальда и иреназе, не соблазнившись ни наградой двух королей, ни предложенным перстнем. Тот, кто привез ее сюда, не оскорбив ни словом, ни прикосновением. Тот, кто предложил ей кров и защиту. Неужели только для того, чтобы теперь потребовать за это плату?
* * *
