– Ты моя голубушка! – обрадовалась Маша. – И ведь как хорошо выговаривает!
– Ее учить надобно. Она как дитя. Если с ней заниматься, она много слов выучит. Катенька! – позвала Анетта.
Эрика подняла голову.
– Где Катенька?
Эрика показала пальцем на свою грудь.
Они условились о том, что дуре надобно чуточку поумнеть, а после встречи с матушкой поумнеть еще больше.
– Это все ваша заслуга, сударыня, – льстиво сказала Маша. – Вы не смущайтесь, прямо говорите господам, что только с вами Катенька слова учит. Глядишь, заплатят побольше.
– Скажи-ка, Маша, вам с Федосьей уже позволяют на улицу выходить? Или весь провиант приносит господин Воротынский?
– Во двор спускаемся, а по лавкам ходить не велят. Андреич там внизу засел в каморке, как сыч в дупле, все видит, старый черт! Тьфу! Прости, Господи, мою душу грешную, – Маша перекрестилась.
– И с соседками дружиться не велят?
– Да, так у нас все строго.
– Скучно вам с Федосьей, поди?
– Скучно, сударыня! В Царском Селе веселее живали! Как государыня со всем двором приедет во дворец, так народу-то! И кавалеры какие знатные – придворные лакеи, кучера, форейторы! Тут-то и начнутся по вечерам беседы! Я-то что, я вдова, а Федосьюшке замуж пора. На этом проклятом чердаке сидя, жениха не высидишь.
– А знаешь ли что, Машенька? Ведь в этом доме, я чай, не одна черная лестница. Есть и лестница для господ, – сказала Анетта. – Вот кабы ее найти! Вы бы с Федосьей могли выходить так, что Воротынский с Нечаевым ввек бы не догадались!
– Да мы уж искали. Нашли запертые двери, открыть не сумели.
– А пробовали?
– Да нечем же! Были бы ключи – можно было бы ключ подобрать. А у нас-то – ничего.
Анетта задумалась. Эрика, совершенно не понимая, о чем речь, вязала из веревочек узелки. Это и навело Анетту на дельную мысль.
– Глянь-ка, Машенька, как у нее ловко получается. Я вот подумала – что, коли попробовать учить ее вязать? Иголку-то ей давать опасно, а тамбурные или хоть обычные спицы – можно, я чай?
– Нет, чулка она не свяжет, – уверенно сказала Маша. – Пятку вывязать – еще не всякая баба в своем уме хорошо сможет.
– Да пусть хоть какой лоскуток свяжет. Может, рукоделие ей ум разбудит? Давай, Маша, господина Нечаева попросим – пусть сам с тобой сходит в лавку, а ты наберешь там шерстей, бумажных ниток, спиц! И нам веселее будет! Я тебе тамбурные узоры покажу – можешь кружевце сделать на сорочку или на рукавчики. А если тонкую спицу раздобудешь, я тебя быстрому тамбурному шву по ткани научу.
– Бога за вас молить буду, сударыня! У нас, баб, одно богатство, – то, что в руках. Коли хорошо шьешь и вяжешь – ты нарасхват, в хорошие дома зовут готовить приданое. А когда выучишь такие швы и узоры, что другим невдомек, тогда любую цену заламывай! – обрадовалась Маша.
– Ну так ты устрой это, Машенька.
– Устрою! Я господина Воротынского попрошу, он мне не откажет. Дайте-ка, сударыня, Катенькино бельецо, мы с Федосьей воду греем, стирать будем. Да и свое тоже.
Когда Маша с узелком белья ушла, Эрика, выждав немного, спросила по-французски:
– О чем вы с ней говорили, сударыня?
– О вязальных спицах, прямых и тамбурных, сударыня.
– Единственное, чего мне тут недостает для полного блаженства, так это тамбурные спицы… А отчего вы не спросили о снотворном, сударыня?
– Оттого, что в этом не было необходимости, сударыня. Нам незачем усыплять бедных девушек, чтобы исследовать этот странный дом. Они и сами пытались найти другой выход, но наткнулись на запертую зверь.
– И что же?
– Они не могут подобрать ключ, потому что у них нет ни одной связки старых ключей. Но я научу Машу, как открывать замок при помощи тамбурной спицы. И сама пойду вместе с ней. А вам, сударыня, придется на это время притвориться спящей.
Эрика задумалась.
– Вам пришла в голову эта затея оттого, что вы не хотели лгать, сударыня?
– Видимо, да. Как-то вдруг пришла, и я была очень этому рада, сударыня, – холодно ответила Анетта. – Я ведь обещала, что буду вам верным другом и помогу в ваших обстоятельствах не хуже, чем вы помогли мне. И Господь послал мне удачную мысль.
Эрика задумалась.
Поведение Анетты казалось ей странным. В шестнадцать лет из любимой жены вдруг превратиться в ненавистную изменницу, родить чернокожее дитя, лишиться дома и семьи! Да в таком положении все, что помогает спасти жизнь, позволено! А она еще перебирает – ложь, не ложь… и молится по утрам и вечерам, выпросив у Федосьи образок…
Сама Эрика была готова признать Землю плоской, как тарелка, и себя – эфиопской королевой, лишь бы отомстить за смерть жениха. Это стало смыслом ее существования, это удерживало ее чувства, как железный корсет. А еще в голове у нее был воображаемый камень.
Недалеко от Лейнартхофа был странный болотистый лес с оврагами и каменными реками, стекающими со склонов. О нем говорили всякое – и что переходить через эти реки нельзя, лишишься памяти, и, наоборот, перепрыгнешь каменный ручей – память-то сохранишь, но навлечешь на себя множество бед. Старухи утверждали, что раньше в том лесу жили ведьмы и совершали какие-то немыслимые обряды у крошечных бездонных озер. Только старухи и осмеливались ходить в этот лес – они знали, как обращаться к покосившимся деревьям, к валунам, к родникам. Про деревья рассказывали, что растут они на одном холме, дружно наклонившись к востоку, про валуны – якобы они целебные. Эрика не так хорошо понимала по-латышски, чтобы разобраться во всех этих историях, а живущие в усадьбе женщины говорили по-немецки кое-как, и тем страшнее было слушать их рассказы.
Одну версию происхождения каменных рек Покайнского леса Эрика запомнила. Вроде бы человек, у которого случалась беда и он места себе не находил от горя, должен был взять камень порядочного веса и прийти с ним в лес к ведьмам. А ведьмы умели избавить его от страданий – они прятали беду под камень, и камень после того уже нельзя было трогать, чтобы не выпустить на волю беду.
Эрика создала в своем воображении огромный валун, вроде тех, что вылезают из земли и оттаскиваются крестьянами на край поля или луга. Она представила себе, как этот валун поднимается в воздух, представила себе черную яму, открывшуюся взору, вообразила и свое горе в виде неизвестной субстанции, сбитой руками в плотный ком наподобие снежка. Ком лег на дно ямы, сверху рухнул валун. И эту картину Эрика возрождала в памяти каждый день. Беда есть – но она под камнем и не мешает жить и действовать…
Вязальные спицы раздобыть удалось, и, когда мужчин не было дома, Анетта с Машей пошли к загадочной двери, через которую можно было проникнуть в другую часть дома. Замок, как Анетта и предполагала, оказался несложен – не то что увиденное однажды в гостях хитроумное устройство английской работы, которое даже не нуждалось в ключе – там следовало поворачивать кольца с награвированными буквами, чтобы сложилось секретное слово. Всунув тамбурную спицу в скважину и пошевеливая ею на разные лады, Анетта что-то нужное зацепила, и дверь отворилась.
