– Господи, помилуй нас, грешных… Говори, я ко всему готов!
В голосе Степана Ивановича звучала насмешка, словно бы он потешался над паникой, в которую впал сыщик. Но лицо обер-секретаря Правительствующего Сената вмиг переменилось, когда он услышал:
– Один из тех людей был Фрелон.
– Кто?!
Они смотрели друг на друга – а видели оба одно и то же: легчайшую тень, что переносится в немыслимом прыжке через забор, взмах епанчи, полет сбитой выстрелом с головы треуголки и, дивным образом, – лицо. Смеющееся лицо мужчины, знающего, что равных ему нет…
– Фрелон, ваше превосходительство, я узнал его, да и мудрено бы не узнать…
– Этого лишь недоставало…
– Именно так, ваше превосходительство.
Степан Иванович помолчал.
– Ведь ты, сударь, из-за Фрелона должен был подать в отставку? – вдруг спросил он.
– Это одна из причин…
– Главная! Ты кому лгать собрался – мне?!
Сыщик съежился и крепко пожалел о своем решении явиться в этот кабинет. Однако и не явиться – не мог.
– Господи, прости мою душу грешную, – вдруг с чувством произнес Степан Иванович. – И ты меня прости, сударь, что осерчал… Фрелон, говоришь?
– Он самый. Я узнал его. Венчальная свеча дала довольно света.
– И что? Подслушать удалось?
– Очень мало. Но видел я довольно. Он добрый приятель тому из мазуриков, что моложе. У того тоже примета – волосы такой белизны, что ни с какой пудрой не сравнится. Они стояли рядом, хохотали и хлопали друг дружку по плечам.
– Фрелон и мазурик?
– Именно так. Они веселились, что удалось спастись и никто не пострадал. А приятель Фрелонов толковал о чем-то со вторым мазуриком – второго я, сдается, встречал чуть не десять лет назад, тоже по какому-то сомнительному делу, но прозванье запамятовал.
– Дальше!
– Они расстались. Нас было двое – я пошел за Фрелоном, мой служащий – за мазуриками и девками. Но тут оплошность вышла – я не знал, что они верхами. Они вернулись к дому, где чуть не случилось венчанье, и оказалось, что их кони привязаны совсем близко. Они ускакали…
– А вы?!
– А наши кони были привязаны с другой стороны, ваше превосходительство. Мы опасались суетиться чересчур близко к тому дому. Зато мой служащий выследил наконец мазуриков и сегодня утром узнал все обстоятельства. Известен ли вам фехтовальный зал господина Фишера, что на Невском?
– Известен.
– Это основательное каменное здание, имеющее два входа. Если войти с черного и подняться наверх – там будет квартира, которую прежде занимал кто-то из фехтмейстеров. А теперь в ней поселили дочь госпожи Егуновой со служанками. То есть, я мог бы хоть сегодня вернуть дитя матери…
– Нет. Подождет! Прежде всего – Фрелон. Слышишь, сударь?! Никаких матушек с младенцами, пока не изловим чертова Шершня!
Степан Иванович стукнул кулаком об стол, пустая кружка подскочила, постные пироги выпрыгнули из блюда, кувшин чудом устоял.
– А ты смел – не побоялся ко мне прийти… Меня – не побоялся! Ишь! Даром что немчик!
Бергман понял – самая трудная часть беседы позади.
– Я поставил своих людей у того дома. Вести ли им впредь наблюдение, или их сменят ваши люди, ваше превосходительство?
Степан Иванович задумался.
– Пока, денька два, ты сам мазуриков посторожи, потом я подберу подходящих людишек. Ишь ты, Фрелон! Слава те, Господи! Вот он и вылез!
Этот человек был три года назад прислан в Санкт-Петербург французским «королевским секретом» в помощь консулу Росиньолю. А помощь могла быть самой непредсказуемой.
Франция тогда объявила России негласную войну. Французский посол в Константинополе граф де Вержен по приказу герцога де Шуазеля, бывшего тогда министром морским и военным, подбивал султана начать войну с Россией. Когда война началась, в турецкой армии вдруг оказалось множество французских советников. Цель была простая – чтобы увязшая на юге Россия долго еще не имела возможности вмешиваться в европейские дела. Для этого же французский монарх помогал и польским бунтовщикам.
Потом Росиньоля сменил посол Сабатье де Кабр, и человек, называемый в тайной переписке Шершнем, по-французски – Фрелоном, перешел к нему как бы по наследству. И как раз вокруг Коллегии иностранных дел вертелся этот Шершень, доставляя немало хлопот. После начала турецкой войны французский король и его морской министр додумались, что неплохо бы послать к греческим островам большой флот и потопить эскадру Алексея Орлова. Испанский король-союзник дал свое согласие, требовалось знать, как отнесется к этой затее Англия, кого предпочтет – европейскую приятельницу-врагиню Францию или азиатское безумное государство, опасное своими планами и внушающее ужас своими дикими просторами. Требовались копии важных бумаг.
Фрелон был не просто смел – он был нагл, он умудрялся подкупать самых неожиданных людей, а несколько неподкупных отправил на тот свет – чье-то тело нашли в Фонтанке, чье-то – в заброшенном доме на Васильевском острове. Он, как истинный Шершень, наносил своим длинным острым жалом болезненные уколы. Наконец его выследили, едва не схватили – но он с двумя товарищами ушел загадочным образом, сильно озадачив столичную полицию и самого генерал-полицмейстера Чичерина. Люди не способны на такие прыжки, люди не уворачиваются от пуль! А Бергман своими глазами видел и бег по двору, простреливаемому целыми залпами, и прыжок. На ком-то начальству следовало сорвать злость – несколько полицейских чинов, проваливших ту облаву, были изгнаны с позором.
А потом и замысел Шуазеля оказался пустым мечтанием, англичане весомо предупредили, что не потерпят франко-испанского нападения на русскую эскадру, и сам министр стал стремительно терять свое влияние. Наконец он год назад был выпровожен в отставку, и в Санкт-Петербурге вздохнули с облегчением. Оказалось, рано радовались – французские агенты никуда не делись и затаились, ожидая приказов.
– Так-таки ничего не расслышал в соборе? – спросил Степан Иванович.
– Они говорили по-французски. Кое-что разобрал.
– А где при том был Фомин?
– Рядом стоял, с венчальной свечой, а второй мазурик и Фрелонов приятель – чуть в отдалении, и при нем – обе девицы. До меня донеслись только возгласы – кто как и кого ударил в ухо или в брюхо. После того, как удалось благополучно убраться из священникова дома, они от души этому радовались и веселились. Но потом Фрелон строго говорил с женихом, что-то ему внушал, тот слушал и кивал. На мой взгляд, это была препорядочная головомойка.
– А девки?
– Стояли в обнимку, молчали. Да что с них взять – одна природная дура, вторая ей чулки стирает…
– А скажи, сударь, как полагаешь, для чего теперь Фрелону свой человек в Коллегии иностранных дел? – спросил Степан Иванович. – Вроде их королишко попритих и все больше по амурной части промышляет, а не в гран-политике. Что бы он мог тайно поручить своему послу?
