Книга Наследница трех клинков, страница 98. Автор книги Дарья Плещеева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Наследница трех клинков»

Cтраница 98

– Мне от души его жаль, – ответила Анетта. – Он как укладка с сокровищами, в которую какой-то злой шутник добавил придорожных камней и грязи. Он добр беспредельно – но и доброта в грязи замарана… я молюсь за него и за Като одинаково… Знаешь ли, что я поняла? Его никто и никогда не любил. Вот он и не знает, что это такое.

– Отчего ты заговорила о любви? – забеспокоилась Наташа.

– Оттого, что читаю сейчас Послание к коринфянам, а там как раз про любовь сказано: если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.

– Оба мы с ним – медь звенящая… – пробормотала Наташа.

Она невольно сравнивала Нечаева с Громовым. Громов нравился ей безмерно, она даже его астрономические рассказы готова была слушать часами. Но она (не сговариваясь с княгиней Темрюковой-Черкасской!) видела в нем дивную, благородную душу, наслаждалась его обществом, и искренне желала ему счастья, не испытывая при этом не малейшего сердечного трепета.

В комнату заглянул Никишка, спросил: угодно ли принять господина Громова?

– Угодно, угодно! – закричала Анетта и кинулась прихорашивать Наташу, поправлять на ней рукавчики и ленты, приглаживать волосы.

Громов вошел, поклонился, сел и завел разговор об ассо. Ему пришла в голову занятная мысль тройного соперничества – в первом ассо он и Нечаев могут сразиться за право стать противником мадемуазель Фортуны во втором ассо. Прежде, чем предлагать Аристу, он хотел узнать у Наташи, согласна ли она.

– Да, я согласна, – несколько смутившись, ответила девушка. Она поняла, что означает замысел: Громов видел в Нечаеве своего соперника, риваля, и хотел биться с ним за благосклонность дамы. Именно это он имел в виду, хотя способ объясниться в нежных чувствах выбрал странный. Видимо, Громов сообразил, что с Наташей нужно говорить на ее языке.

Они спустились в зал, и гвардеец объяснил свой план Аристу.

– Отлично! – обрадовался Арист. – Листки сделаем новые!

И тут же стал перекраивать уже сложившиеся пары на иной лад. Потом Громов и Наташа провели пробную схватку на флоретах и получили от Ариста нагоняй за медлительность. Нагоняй их насмешил – и Арист долго взывал к их благоразумию. Сверху, с хоров, на все это глядел ничего не понимавший Нечаев.

Та, кого он считал блондинкой, оказалась брюнеткой, но это еще полбеды. Брюнетка проявляла явную благосклонность к преображенцу.

Он сбежал вниз и узнал новость.

Это была странная беседа – мадемуазель Фортуна даже не желала встречаться с Нечаевым глазами и явно ощущала неловкость. Если бы Мишка знал причину, то возгордился бы неимоверно, – Наташа невольно вспоминала, как отчаянно пыталась спасти его из лап Шешковского, и сейчас ей было стыдно за свои крики и бурные страсти. Ведь Громов мог, чего доброго, подумать, будто она спасала любовника.

Арист наблюдал за ученицей и посмеивался.

Мишка надулся и дал себе слово одолеть Громова. Тот – не в силу светской выучки, а в силу природной деликатности, – вел себя безупречно и Наташу словесными нежностями не допекал. Нечаев подумал – и решил, что сейчас не время заниматься амурными выкрутасами и загогулинами. Следить за окрестностями надо, высматривать признаки появления загадочных французов, а не дурью маяться.

В таком бдительном настроении он пребывал до самого вечера, на который назначили ассо. Французы так и не появились. Более того – разглядывая толпу зрителей с хоров, Мишка их не заметил. А меж тем и Фрелон, и Фурье в зале были, да еще привели с собой Жака Демонжо, который в столице был добропорядочным немцем-булочником Фридрихом Крюгером.

Человек, который вырос среди бродячих акробатов и даже участвовал в театральных спектаклях, пусть в провинции, знает, как можно гримом изменить физиономию. Фрелон при помощи темной пудры и жженой пробки сделал себя прежалостным старцем, ссутулился – и стал неузнаваем. Фурье, напротив, превратился в толстяка-весельчака. Если бы они в такой раскраске явились среди бела дня – прохожие, возможно, отвели бы их в часть. Но на темных столичных улицах и в зале, освещенном не Бог весть как роскошно, грим был незаметен.

Мишка сильно беспокоился – если французы еще не появились и ничего не предприняли, то что значит его освобождение из Петропавловской крепости? Может статься, люди Шешковского уже изловили авантюристов? А про Нечаева забыли? Ему что-то не верилось в душевное благородство обер-секретаря Правительствующего Сената.

В таком тревожном состоянии души вышел он биться с Громовым – и проиграл две схватки, выиграл лишь одну. Преображенец был отличным противником.

Затем Громов бился с замаскированной дамой и позволил ей себя одолеть, к великой радости публики. После чего все смешалось – и участники самого первого ассо, совсем еще юные фехтовальщики, и Громов, и Нечаев вышли к зрителям. Составились учебные схватки, для которых капитан Спавенто принес флореты – более опасное оружие они с Аристом заблаговременно унесли и заперли в шкафу.

Мишка сцепился спорить с молодыми офицерами-преображенцами и доспорился до того, что пообещал одолеть противника, проводя атаки лишь с внутренней стороны – и ни одной с внешней. Против него вышел князь Темрюков-Черкасский, и схватка на флоретах вышла изумительная – Нечаев, видя, что князь ему не соперник, впридачу блеснул каскадом коротких атак на низких линиях и, надо думать, понаставил противнику синяков на ляжках.

Когда его дружным ревом и мощным хлопаньем по плечам поздравляли с победой, Мишка заметил возле себя господина, одетого скромно и не в тех годах, чтобы вопить и восторгаться. Этот господин присутствовал рядом – и выглядел как-то подозрительно. Нечаев отошел от него подальше и при первой возможности скрылся из зала.

Тревога и любопытство погнали его на хоры. Он высматривал сверху странного господина.

Там кипела светская жизнь – лакей разносил напитки, составлялись компании, Арист и капитан Спавенто в неизменной белой маске прохаживались, судили короткие схватки, вмешивались в споры, которые могли плохо кончиться. Скромно одетый господин не появлялся. Вдруг дверь у Мишки за спиной скрипнула, он резко повернулся, готовый не выдергивать шпагу из ножен – что за бой на узких хорах? – а хватать врага в охапку и кидать через балюстраду вниз.

Но это была мадемуазель Фортуна, с маской в руке.

Она не ожидала увидеть тут Нечаева и встала в дверях, словно не решаясь войти.

– Сударыня, – сказал Мишка, протягивая руку. – Стулья тут не очень чисты…

Он еще не надел кафтана и, нагнувшись, обмахнул сиденье рукавом рубашки.

– Благодарю, – сказала она, опереться на руку отказалась, надела маску и уселась у балюстрады. Мишка понял – высматривает Громова.

– Судьба сегодня надо мной посмеялась, – заметил он.

– И надо мной, – ответила она. – Я хотела биться с вами и надеялась… мне ведь не нужно незаслуженных побед!.. А он уступил, и это многие поняли!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация