Фир меня привел в ту самую комнату, что я занимала и перед Академией.
– Вот, туалет за той дверью. Приводи себя в порядок, я скоро подойду, и пойдем кушать.
Когда эльф вышел, девочка побежала в туалет, вышла она оттуда такая счастливая и довольная, но вот только в одном платьице, чулок и обуви на ней больше не было. Ребенок посреди комнаты осмотрелся и стал ладошками приглаживать платье, и торчащие косички.
– Пливожу себя в полядок, – шептала она.
Фир зашел через несколько минут и уставился на нее. Волосы у девочки еще больше растрепались, а платье, после ее действий, чище и аккуратней не стало. Наоборот, помялось дальше не куда, да и руки, и мордашка ребенка не стала чище.
– Ты что делаешь? – спросил ошарашенный эльф у ребенка, продолжающего гладить ручками платье.
– Пливожу полядок, – честно ответила маленькая я. Эльф замер, недоуменно уставившись на меня. Потом его, видимо, что-то умное осенило.
– Ты была в туалете?
– Дя.
– А умылась? И руки почему не помыла, косички не переплела, да и платье не мешало бы почистить.
– Я не умею, мне мама вседа помогаля, – почти плача ответила девочка.
– Хм-м-м… Дайка, – крикнул Фир, и в комнате появилась домовушка. – Помоги девочке привести себя в порядок, я подожду внизу в столовой.
Через десять минут маленькая я спустилась вниз, держась за руку домовушки. Мое платьице было чистым, а мордашка умытой, вот только я так и не была причесана.
– Извините, господин, я не смогла причесать – она не далась. Я ей сказала, что вы будете недовольны, но она все равно не далась.
– Все в порядке, Дайка, можешь идти, – домовушка только скривила губы, посмотрев на меня и откланявшись, исчезла.
Малышка подошла к Фиру, подняла платьице, показав попу, и сказала:
– Полечи ваву.
Фир удивленно замер с открытым ртом, и только провел ладошкой поверху, не касаясь синяка.
– И тют, – подставила она руку, но, уже не оголяя ее, Фир повторил действия, – и тют тозе, – тыкая себя в ребра.
– Твоя Дайка плахая, она щипается, больно-больно, а косички она даже не хотела тлогать, сказала вот еще буду я в такой глязи с человечкой возися.
Фир, скрипнув зубами, достал откуда-то из кармана расческу. Ой, он был очень, просто ОЧЕНЬ зол.
– Давай, я тебе помогу.
– Холосо, пасибо.
Фир нахмурился, но ничего не сказал. Я видела, что все это ему не нравится, и он сдерживается из последних сил, да и клятва на его руке ярко сияла, наверняка, причиняя боль.
Вскоре с косичками было покончено и они пошли кушать. Дальше ничего примечательного не было, и события опять закружились.
…Вечно злой Фир…
…Казнь домовушки…
…Новая домовушка…
…Каждое утро косички, хоть новая домовушка их и заплетала, но они маленькой мне не нравились, и Фир опять и опять заплетал косички ребенку…
…Вечно разгромленный дом…
…Рисунки на важных бумагах…
…Выпрыгивающий ребенок из самых неожиданных мест…
…Новое меню, с учетом моих вкусов…
…Потеря меня в парке…
…Баталия кашей…
…Гроза… я прекрасно видела и слышала все события, и его легенду… и видела, как Фир лежал весь остаток ночи, смотря в потолок и о чем-то размышляя…
Так было странно на все это смотреть со стороны…
На следующий день, отношение Фира ко мне кардинально изменилось, он стал играть со мной. Мы бегали по дому, играли в прятки, рисовали, даже на стенах рисовали, и Фир впервые в воспоминаниях смеялся, открыто, не оглядываясь и не притворяясь, смеялся от всей души.
А вечером я устроилась у него в кровати, и он опять рассказывал мне сказки. Домовушка почти перестала появляться, ведь Фир стал почти все делать сам. А потом, когда уже было начало осени, маленькая я вдруг вспомнила что-то, и время опять замерло.
– Фил, а когда плиедут мамси и папси?
– Р-р-р-р… мышонок, скажи р-р-р-р-р… – рычал Фир, пытаясь отвлечь меня.
– Ну, Фил, када?
– А тебе так со мной плохо?
– Нет, но папси обещал котика, и я скучаю по ним.
Фир вздохнул, опустился передо мной на колени так, чтобы наши лица оказались на одном уровне.
– Я не знаю, мышонок, они должны были уже приехать. Наверно, где-то в дороге задерживаются, выбирая тебе самого лучшего котенка.
– Это холосо, я хосю лыжего.
Хоть маленькая я и забыла разговор вскоре, и продолжала, как и раньше веселиться, видно было, что Фира это очень беспокоит. Он стал чаще обнимать Кьяру, и ни на секунду от себя стараться не отпускать.
А еще он стал подолгу лежать ночью с открытыми глазами, о чем-то размышляя, закусывая нижнюю губу и время от времени, укрывая лежащего рядом ребенка.
Ответ на все вопросы и тревоги Фира, пришел через три недели. Была уже поздняя осень, и за окном лил дождь. Кьяра сидела на коленках у Фира, что-то рисуя за столом, а Фир, откинувшись в кресле, все так же о чем-то усиленно думал.
Неожиданно, перед Фиром предстал магический вестник. Он весь мигал и светился. Будто в него вложили слишком много магии. Фир с удивлением уставился на это чудо, а потом все-таки дотронулся до него, активизируя.
Там была всего одна фраза. Мое полное имя и оно засияло ярко, большими красно-синими буквами обдавая жаром.
Фир какое-то время непонимающе смотрел на безобразие, творящееся у него в кабинете, и хмурился, а потом очень грустно улыбнулся и посмотрел на руку. Там больше не было магической печати. Договор был разорван. Один из самых жестоких и беспощадных эльфов в мире был отныне свободен.
Я затаила дыхание, я знала развязку, Фир рассказывал, да и присутствие его в моей жизни, как и сама моя жизнь, говорило о многом, и все равно мне было страшно. Как он поступит.
Фир подался вперед и обнял меня, поцеловав в висок, – впервые с момента нашей встречи он так сделал.
– Фил, ну Фи-и-ил ты мне месаеш, – эльф, только грустно улыбнулся и отодвинулся как раньше, позволяя ребенку и дальше, ерзая у себя на коленках, что-то увлеченно рисовать.
Магический вестник все светился и светился, согревая комнату, а Фир с грустной улыбкой полулежал в кресле и смотрел, как постепенно угасает его магия, угасает последняя магия эльфа, который когда-то его спас, и подарил ему такое маленькое чудо, осветившее всю его такую, казалось, размеренную и счастливую жизнь – Кьярусаренитель Фарин Терикар Ремиренель Синталия…
И опять пустота, и вновь круговорот…
Теперь я в лесу, таком знакомом и в то же время чужом. Фир сражается с дикими, их около полусотни. Рядом с Фиром стоят двое мальчишек, и стараются ему хоть чем-то помочь. Вдруг где-то там, на горизонте, где только встает солнце, появляется яркая вспышка, освещая рассветное небо в ярко-красные цвета. Фир в один миг бледнеет, его зрачок опять вытягивается. И он, сметает диких за каких-то пару минут. А дальше, еще интересней, он кидает на землю камень, раздавливая его. На месте камня возникает воронка, сквозь которую просвечиваются очертания Академии, он вталкивает туда мальчишек…
