Унылый вопросительно глянул на Умного.
Тот молча наклонил голову.
– Хорошо, – благосклонно повел подбородком Унылый. – Давайте всех сюда.
Толпившиеся вокруг голые ребятишки, словно только того и ждали, мигом кинулись по хибарам, выкрикивая на бегу имена своих родителей.
Решив, должно быть, что ему не хватает солидности, Унылый отобрал копье у Умного и теперь стоял, опираясь на него, словно на кардинальский посох.
– Смотри, приятель, – покосившись на Чейта, негромко, но очень весомо произнес Унылый. – Если окажется, что твои подарки не стоят того, чтобы поднимать на ноги все селение, мне придется придумать для тебя какую-нибудь особо утонченно-жестокую казнь.
– Не извольте беспокоиться, – улыбнулся Чейт, хотя, честно признаться, слова старшего отца селения несколько его покоробили.
Минут через десять вокруг столба собралось человек двенадцать завернутых в невыделанные шкуры гудосов. Почесываясь и переругиваясь, они недовольно посматривали то на Унылого, то на Чейта.
– Ну? – требовательно глянул на Чейта старейший отец селения. – Где твои подарки?
– Но, по-моему, еще не все собрались, – не очень уверенно произнес Чейт.
Унылый взглядом пересчитал своих соплеменников и уверенно кивнул:
– Все. Остальные на охоте.
– А женщины? – рискнул спросить Чейт.
– Нашим женщинам ничего не нужно! – угрожающе нахмурился Унылый.
Чейт понял, что лучше вопроса о женщинах больше не касаться.
– Хорошо. – Он скинул с плеча свою сумку и поставил ее на землю.
Гудосы, обступив Чейта полукольцом, внимательно наблюдали за его действиями.
– Итак, господа, – торжественно поднял руку Чейт. – Я хочу предложить вам вещь, равной которой вы в жизни не видели.
С видом фокусника, достающего кролика из цилиндра, куда он только что бросил окурок, Чейт извлек из сумки издание Священного писания в твердом целлофанированном переплете для повседневного пользования и протянул книгу Унылому.
Гудос осмотрел книгу со всех сторон, перелистнул несколько страниц и с равнодушным видом передал ее Умному.
Умный осмотрел книгу более внимательно.
– Такие же штуки были и у тех двоих в белых одеждах, которые прилетали к нам прошлым летом и пытались учить нас жизни, – вынес он свое заключение и с сожалением посмотрел на Чейта.
Взгляд его как будто говорил на общедоступном языке: «Я же тебя предупреждал».
– Да, – кивнул Унылый. – Конечно. Одному из тех умников мы еще уши отрезали. Его приятель потом долго упрашивал вернуть уши, уверяя, что их можно пришить на место.
Унылый коротко хохотнул.
Следом за ним засмеялись и остальные.
– Ну а с тобой что прикажешь сделать? – посмотрел на Чейта Унылый.
В его взгляде не было злобы или ненависти. Он просто собирался исполнить свой долг. И это несколько обнадежило Чейта.
– Книги бывают разные, – попытался объяснить он Унылому, хотя и предполагал, что побывавшие здесь служители церкви размахивали перед аборигенами отнюдь не телефонными справочниками, а все теми же Святыми писаниями.
– Эта штука называется книгой? – приподняв Святое писание, уточнил Умный.
– Да, – кивнул Чейт.
– Те двое в белых одеждах называли ее как-то иначе, – сказал Умный, обращаясь к Унылому.
– По мне, как эту штуку ни называй, проку от нее все равно никакого, – безнадежно покачал головой один из гудосов, имя которого Чейту было неизвестно. – Те двое, что были здесь прошлым летом, – после упоминания святых отцов вновь последовало длинное идиоматическое выражение, перевод которого остался для Чейта загадкой, хотя о смысле сказанного вполне можно было догадаться по одним только интонациям, – оставили мне одну такую штуку. Так я, как ни старался, так и не смог ее к какому-нибудь делу приспособить. Бестолковая штука. А когда я ее в очаг бросил, сгорела в один миг – ни тепла, ни света.
– Прости, уважаемый Унылый, – обратился Чейт к старейшему отцу племени. – Но не будет ли вновь воспринято вами как поучение, если я скажу, что вы неправильно пользовались книгой?
Унылый стянул с ноги драный опорок и задумчиво поскреб ногтями грязную пятку.
Так и не придя к какому-либо решению, он бросил вопросительный взгляд на Умного.
– Я думаю, что объяснение не есть поучение, – последовал глубокомысленный ответ.
– Ну и что с того? – недовольно топнул ногой Унылый. – Мне нужно знать, могу ли я позволить этому чужаку говорить и не будет ли его речь оскорбительной для нашего славного народа? А ты мне «объяснение», «поучение»…
– Оскорбительна ли будет речь чужака или нет, мы сможем узнать только после того, как он ее произнесет, – рассудительно заметил Умный.
– Верно, – подумав, согласился с ним Унылый. – Давай, чужак, – обратился он к Чейту. – Но имей в виду, что казнь для тебя еще не придумана. А посему любое твое слово может усугубить твое положение.
– А улучшить? – почтительно, как и полагается обращаться к всесильному вождю, спросил Чейт.
– Не думаю, – задумчиво произнес Унылый.
– Но разве я уже приговорен? – удивленно поднял бровь Чейт.
– Так уж исторически сложилось, – все тем же задумчивым тоном продолжил Унылый, – что всякий, кто является в наше селение, первым делом пытается нас поучать. Не могу взять в толк, почему так получается? – Чтобы подчеркнуть свое недоумение, Унылый развел руками. – Вроде как живем не хуже других. А кое в чем, я бы сказал, даже и получше. Так нет же, словно неймется им! Пришел как-то мужик из-за реки, говорит: «Мы колесо изобрели!» Гордо так говорит, понимаешь, словно удивить нас хочет. А потом говорит: «Вам это самое колесо тоже просто необходимо. Если хотите, можем на что-нибудь полезное обменять». А на кой, я тебя спрашиваю, нам ихнее колесо? Всю жизнь без колеса жили – и ничего! В другой раз случайно зашли к нам двое рыжеволосых из-за южных холмов. Говорят, вам, мол, пора переходить на… это… как его?..
– Оседлое скотоводство, – подсказал Умный.
– Во-во! На это самое оседлое скотоводство, видишь ли, нам переходить нужно. Говорят: «Вы скоро все зверье вокруг перебьете, что потом делать будете?» – Унылый усмехнулся и покачал головой. – А этого зверья вокруг – видимо-невидимо. Это сколько ж стараться нужно, чтобы под корень его извести? Да небось тыщу лет! А эти рыжеволосые говорят: «О детях своих подумайте!» А я им в ответ: «Не знаю, как у ваших детей, а у наших головы на плечах имеются – вот пусть они сами о себе и думают!» Так это еще не все! Намедни лодка из-за моря приплыла. Здоровая такая! Красивая! А над ней здоровенная тряпка подвешена, ветром надутая, – черт его знает зачем. Вылезли оттуда человек десять, все чистые, белые да умытые. Говорят: «Вам культуру поднимать нужно. А то живете во тьме неграмотности». Ну, мы им показали, какая у нас тьма, – спалили их лодку и пешком домой отправили! – Унылый откинул в сторону шкуру и с удовольствием почесал раздутый живот. – Мы народ гордый и независимый. Как жить – сами знаем. И поучать нас никому не дозволено!
