Дордонь, Франция, тот же день
Нетерпение Тошана достигло предела. Вот уже неделю они с Симоной и ее сыном прятались в амбаре фермы, частично разрушенной пожаром. Кто ее поджег? Это оставалось загадкой, но было очевидно, что жильцы сюда больше не вернутся. Во время очередного ночного похода по лесу Симона серьезно поранила ногу. Острый шип колючего кустарника глубоко вонзился в ступню ее левой ноги. Это вынудило их срочно искать другое укрытие, всего в тридцати километрах от Эрмского замка. Метис считал этот инцидент очень серьезным.
Молодая женщина обработала ранку одеколоном, маленький флакон которого лежал у нее в чемодане. Но та воспалилась и загноилась. Каждый шаг причинял ей страдания.
— Сделай мне какие-нибудь костыли, — сказала она. — Я не хочу задерживаться.
Стало очень сложно, практически невозможно быстро передвигаться под покровом ночи и днем. Когда они останавливались на отдых в лесу, Симона беззвучно плакала от боли и досады. Проникнувшись состраданием, Тошан обнаружил этот амбар, прилегающий к ферме с черными обгоревшими стенами. Ведущая к ней дорога заросла высокой пожелтевшей травой, которая, по утверждению метиса, была здесь и в прошлом году.
— Тут мы будем в безопасности, — заверил он. — Мне не хочется мучить тебя, заставляя ходить.
Он дождался ночи и отнес туда свою спутницу на спине. Натан недовольно плелся за ними, всхлипывая от страха и усталости.
«Какая незадача! — думал Тошан шесть дней спустя, сидя на оглоблях старой телеги. — Мне это не нравится. Такое ощущение, что судьба не на нашей стороне».
Он нервничал и многое отдал бы за то, чтобы выкурить сигарету, но табак закончился, как и запасы продовольствия. К счастью, обследуя дом, он нашел банки с фасолью, а также высохшее сало, покрытое блестящей солью.
«Я должен их спасти!» — мысленно твердил он себе.
Его бархатный взгляд остановился на Симоне, которая спала, прижав к себе сына. Он знал, что ее мучают боль и жар, но он очень хотел ее. После тех страстных объятий во дворе замка у них не было возможности сблизиться снова; возможно, они не решались на это из-за маленького мальчика, который становился все более нервным и капризным, а из-за постоянного голода сон его был очень беспокойным.
«Благодаря маме сегодня я смог немного облегчить ее страдания, — подумал он. — Тала рассказывала мне о целебных свойствах растений, и даже здесь я смог распознать те из них, что успокаивают боль и затягивают рану».
Коротко вздохнув, он взглянул на небо, видневшееся за двустворчатой дверью постройки. Луна превратилась в тонкий серебристый месяц. Воздух был очень теплым, земля благоухала ароматами ранней французской весны.
«В наших краях еще лежит снег, много снега. Эрмина и дети даже не представляют, как здесь сейчас хорошо».
Он принялся мечтать, представляя игры своего сына Мукки перед красивым домом Шарденов. Может, он сражается в снежки с Лоранс и Мари-Нуттой, а также с Луи, Кионой и маленькой индианкой монтанье Акали с лицом Талы-ребенка.
«Мина, дорогая! Увижу ли я тебя когда-нибудь?» — подумал он, удивленный четкостью, с которой лицо его любимой жены внезапно возникло перед ним. Он зачарованно закрыл глаза, готовый протянуть руку, чтобы коснуться ее нежных чувственных губ, щек, которые так быстро розовели на морозе. Ему показалось, что он видит ее огромные глаза цвета сапфира, глядящие на него сквозь разделяющие их километры.
Потрясенный, он удивился, что смог ей изменить, тогда как всю жизнь любил только ее.
«Увы! Я не каменный. Когда красивая женщина бросается мне на шею, как я могу устоять после стольких месяцев воздержания? Но это не считается. Нам с Симоной это было необходимо, чтобы не сдохнуть от страха и одиночества». Вместе с тем он понимал, что таким образом просто пытается оправдать себя.
— Тошан, — тихо позвала молодая женщина, — ты можешь помочь мне подняться?
— Разумеется, но разве это нужно делать?
— Да, мне душно. Натан повернулся на другой бок и крепко спит. Хочу этим воспользоваться, чтобы немного освежиться. И пить хочется.
Метис приподнял ее, обняв за талию. Она оперлась на него, прыгая на здоровой ноге.
— Тебе еще больно? — встревожился он. — Ты вся горишь!
— Терпеть можно, — вздохнула она. — Не мог бы ты оказать мне услугу? С тех пор как я поранилась, я не могу нормально помыться. Набери, пожалуйста, воды из колодца. У меня остался маленький кусочек мыла. Мне кажется, что я быстрее выздоровею, если буду чистой. И надену другое платье.
Это была чисто женская просьба. Тошан ее понял. Он принес цинковый бак с отбитыми краями. Пока он наполнял его водой, Симона раздевалась, опираясь на край колодца. Не глядя на нее, мужчина наслаждался близостью ее обнаженного тела, подставленного теплому ветру в слабом свете луны.
— Я сам тебя помою, — хрипло выдохнул он.
— Если хочешь, — тихо ответила она.
Тошан обернулся и окинул ее взглядом. Она дрожала от холода, но на ее лице читалось нетерпение и нежность. Ее темные глаза сверкали, кожа отсвечивала серебром. Черные кудри волос ниспадали, словно необычные украшения.
— Ты красивая, — сказал он.
Он протянул руки и обвел кончиками пальцев линию ее груди, талии, округлых бедер. У нее были тонкие запястья и лодыжки, но тяжелая грудь и выпуклый живот, а также несколько толстоватые ляжки.
— Ты вся дрожишь, — заметил он. — Не будем медлить.
Он помог ей встать в бак, наполовину наполненный водой. Она держала свою левую ногу на весу.
— Держи, вот мыло. То есть то, что от него осталось. И у меня есть банная рукавичка.
Тошан с улыбкой кивнул. Он намочил кусок ткани, намылил его мылом и начал медленно тереть плечи Симоны, затем спину и поясницу. Особенно он задержался на ягодицах, круглых и аппетитных, и сосках. Это был настоящий акт любви. Не той любви семейной пары, что создана годами совместной жизни и рождением детей, а инстинктивной любви мужчины к той, кого он защищает, той, которая подарила ему наслаждение.
— Как приятно! — вздохнула она. — Если бы ты только знал, как я об этом мечтала!
— О том, чтобы помыться или чтобы я тебя помыл? — пошутил он.
— Хотя бы просто помыться. Я не думала, что ты будешь так добр и согласишься это сделать, — с грустью сказала она.
— Это не доброта, Симона, ты мне нравишься. Ты внушаешь мне сильное желание и уважение. Ты спасла мне жизнь своей самоотверженностью. Я бесконечно тебе благодарен. Мы близкие люди. Когда ты лечила меня, я полностью доверялся тебе, а сегодня твоя очередь. Послушай, если у тебя жар, может, не очень благоразумно обливаться ледяной водой?
— Напротив, это прекрасный способ немного снизить температуру, к тому же я больше ничем не рискую.
— Как это? — удивился он.
