— Сейчас не самый удачный момент для разговора о моей свадьбе, — продолжила Андреа Дамасс. — Тем не менее я хотела бы попросить вас об одной услуге.
— Так, теперь все ясно. Не стоило ходить вокруг да около и предлагать мне играть в шашки. Что вам нужно?
Учительница опустила глаза. Не так-то просто было общаться с этой элегантной дамой с искусным макияжем на лице в ореоле платиновых локонов. Лора Шарден бросала вызов годам, не страдая от кризиса возраста, и рядом с ней Андреа чувствовала себя уродливой и неуклюжей.
— Мадам, я не решалась заговорить с вами только из вежливости.
— Лучшее — враг хорошего, — отрезала Лора. — Я вас слушаю.
— Ну что ж… это касается свадьбы, как вы уже поняли. Я приглашаю своих родителей, об этом вы знаете, но вчера я получила письмо от моих близких друзей из Дебьена, где я родилась и выросла. Они попросили меня об одной услуге, но это также затрагивает и мои интересы. У них есть дочь Алисия, ей скоро исполнится четырнадцать, и я являюсь ее крестной. Дело в том, что ее отец служит в Монреале, а мать отправляют туда работать на две-три недели. К тому же я хотела, чтобы она сопровождала меня на свадьбе. Я даже написала ей, и она с радостью согласилась. Не могли бы вы приютить ее у себя на две недели? Она уедет после свадьбы, а до отъезда будет посещать мои занятия. Если бы вы знали ее, то убедились бы, что она послушная, серьезная, услужливая, хорошая ученица! Спать она будет со мной, поэтому никого не побеспокоит.
Оглушенная этой речью, которую учительница выпалила скороговоркой, Лора нахмурилась, взвешивая все «за» и «против».
— Хорошо, — довольно быстро ответила она. — Я не возражаю, дорогая Андреа, поскольку эта девочка будет под вашей ответственностью. И зря вы так волновались! Я же не цербер. А сейчас бегите к своему несчастному жениху. Жозефу так не терпится повидаться с вами наедине. Он вас любит!
С явным облегчением учительница поспешно встала. Бедром она нечаянно задела круглый столик, и доска с шашками упала на пол.
— Какая я неловкая! Я сейчас все соберу, мадам.
— Нет, оставьте, я сама этим займусь. Передавайте привет Жо.
Десять минут спустя Андреа уже выходила из дома. Мирей пришла за новостями. Она всегда была в курсе того, что происходит с ее хозяйкой, и сейчас понимала, что Лора нуждается в поддержке.
— Приготовить вам чай, мадам? — предложила она с заговорщицким видом. — С молоком и бисквитами?
— Да, спасибо, Мирей. Подумать только, совсем скоро мадам Дамасс переедет к Жозефу! По правде говоря, мне его жаль. Она неуклюжая, чрезмерно стыдливая — почти ханжа.
— Я смотрю, мадам, не очень-то вы добры к этой бедной старой деве. Я как раз жалею ее, поскольку месье Маруа не станет церемониться с ее стыдливостью. Об этом вы подумали?
Экономка редко затрагивала тему супружеского долга, если вообще когда-нибудь ее касалась, и это поразило Лору. Она тут же поняла ее намек и ответила безапелляционым тоном:
— Если она согласилась выйти замуж, это означает, что она не хочет умирать, так и не познав радости физической любви. Но мне кажется, Мирей, не тебе судить о такого рода деталях. Насколько мне известно, ты так и не вышла замуж.
— Вышла — не вышла, какая разница! Что вы знаете о моей юности, мадам? Ничего!
С этими словами экономка с достоинством удалилась на кухню. На смену ей пришел Жослин. Он выглядел удрученным.
— Ну что, Жосс? Изменений нет?
— Никаких, — вздохнул он, опускаясь в импозантное кожаное кресло, предназначенное лично для него. — Киона не приходит в себя. Дышит она нормально, и это меня успокаивает, но она словно ничего не слышит. Мадлен сейчас с ней, пока я спустился выпить рюмочку хереса. Лора, а что, если Киона так и не проснется? Потихоньку ослабнет и… Нет, я не могу ее потерять! Меня это убьет. Она словно впала в летаргию. Дети напуганы ее состоянием.
— Но зачем они к ней заходят? — воскликнула Лора. — Я же им это запретила!
— Я не мог их прогнать. Лоранс принесла рисунок, Мари-Нутта — свою любимую куклу, а Мукки прочел индейскую молитву. Откуда он ее взял, не знаю. Наш Луи гладил ее по руке, тихо молясь. Лора, я в отчаянии.
— Не убивайся так, Жосс. Помнишь, когда похитили нашего Луи, Киона несколько раз являлась ему? А потом Тала рассказывала, что она лежала без сознания несколько дней. Возможно, это то же самое. А вдруг она в это время наблюдает за Тошаном и Эрминой? Кстати, наша дочь наверняка сегодня позвонит, чтобы рассказать, как прошла премьера «Фауста». Думаю, от нее следует скрыть состояние Кионы.
— Ни в коем случае! Эрмина ненавидит ложь. Мы выслушали от нее достаточно упреков за наше поведение в прошлом.
Мирей вошла в гостиную с подносом в руках. Она расставила на круглом столике фарфоровый чайник, чашку и молочник.
— Месье желает чаю?
— Нет, Мирей, хереса. Но я сам могу себе налить.
— Этого еще не хватало! Я должна заботиться о вашем комфорте, — возразила экономка. — Как наша малышка?
— По-прежнему плохо. Киона принесла себя в жертву, я это чувствую. Она сделала огромное усилие, чтобы найти Тошана и помочь Эрмине его разыскать. Ее маленькое тело и чистая душа не вынесли этого.
Со слезами в голосе Жослин поднес к лицу руки с набухшими венами. Растроганная, Лора встала и обняла его.
— Мой бедный Жосс, как ты страдаешь! Я уверена, что Кионе ничего не грозит. Мне даже кажется, что она сильнее всех нас, вместе взятых.
— Твои бы слова да Богу в уши, — грустно ответил ее муж.
Пуатье, тот же день, 17 часов
Эрмина метала громы и молнии. Ей казалось, что Дюплесси и Жанина делают все, чтобы приехать в Монпон как можно позже. Посреди ночи они остановились в Туре, в отеле, принадлежащем надежному другу импресарио. И эта парочка, взявшая себе отдельный номер, проспала почти до обеда.
Самой Эрмине, потрясенной происходящими событиями, было не до сна. Она думала о Тошане, представляя, как его берут в плен, пытают, убивают… Их побег из Оперы тоже оставил у нее горький осадок. Конечно, это спасло ее от назойливых ухаживаний немецкого полковника, но для артистки было несколько оскорбительно не иметь возможности насладиться своим успехом. «Я ничтожная идиотка, — упрекала она себя, мучаясь от бессонницы. — Жалуюсь, тогда как едва не подверглась аресту, а сейчас еду на встречу к своему любимому, единственному мужчине на земле».
С момента своего приезда во Францию молодая женщина недоумевала, как она могла испытывать такое сильное влечение к Овиду Лафлеру. Чем дальше они продвигались на юг, тем больше она понимала, до какой степени Тошан затмевал собой всех остальных мужчин. А теперь, в довершение всех бед, машина сломалась у въезда в Пуатье, на национальной трассе.
— Вы что, специально это делаете, Октав? — воскликнула Эрмина, с ужасом глядя на клубы дыма, поднимающиеся из двигателя. — Это ваша очередная уловка?
